Седьмая Скрижаль найдена!

Что такое «золотое сечение»?.. Что это за идеальное, божественное сочетание? Может быть, это закон красоты? Или все-таки он - мистическая тайна? Научный феномен или эти­ческий принцип?

Захватывающая интрига новой книги Анхеля де Куатьэ таит огромную метафизическую силу, которая открывается только теперь. «Золотое сечение» похоже на дешифровочный ключ. Оно заставляет нас задуматься и переосмыслить прочитанное. «Целое есть нечто большее, нежели простая совокупность его частей». Мы в самом начале пути. Нам нужна истина, которая смогла бы объединить нас. Истина, высказанная на языке, по­нятном сердцу. Истина, которая могла бы переходить из уст в уста, от души к душе без искажений и кривотолков. Пока же все это только мечта. Сделаем ли мы эту мечту явью? Зависит от того, сможем ли мы изменить свое сознание.

Какова теперь судьба Анхеля и Данилы? Что с ними про­изошло? В чьих руках они оказались?

«Сознание, в принципе, может узнать все части истины, но именно части. Оно не способно объединить их в единство исти­ны. И поэтому истина, преломленная сознанием, всегда разрезан­ная, мертвая. Сознание приближается к истине, но не в силах удержать ее...»

Сайт в Интернете, посвященный Анхелю де Куатьэ: www.FourZero.net

Оглавление :

   От издателя
   Пролог
   Предисловие
   Первая Скрижаль
   Вторая Скрижаль
   Третья Скрижаль
   Четвертая Скрижаль
   Пятая Скрижаль
   Шестая Скрижаль
   Седьмая Скрижаль
   Эпилог

От издателя

:: к оглавлению ::

Каждую из книг Анхеля де Куатьэ я пред­варял небольшим предисловием. Мне хотелось поделиться своими мыслями, чувствами, впе­чатлениями. Когда читаешь эти книги, потреб­ность говорить о них равносильна желанию дышать. Этот порыв возникает спонтанно, по­чти неконтролируемо.

Но вот я держу в руках «Золотое сече­ние» и понимаю: мне не следовало этого де­лать, я не должен был публиковать свои ком­ментарии. Я недооценил глубины и внутрен­ней целостности книг Анхеля де Куатьэ. Их внешняя простота и лаконичность - обман­чивы! А захватывающая интрига скрыва­ет огромную метафизическую силу, которая открывается только сейчас.

«Золотое сечение» похоже на дешифровочный ключ. Оно заставляет нас задуматься и переосмыслить прочитанное. Да, никогда не стоит спешить с выводами и тешить себя ил­люзиями. Истину нельзя понять с листа, ее нужно прожить, испытать, она должна стать частью тебя самого. Истина - это семя, да­ющее всходы в человеческом сердце.

«Золотое сечение» - это наш шанс ощу­тить истину в себе. Это книга Великого Уро­жая. Но...

Сначала я был смущен и даже напуган об­стоятельствами, при которых я получил эту книгу. Ее принесли люди, выглядевшие как некая служба охраны. Они появились без пре­дупреждения, оставили рукопись и, не сказав ни слова, удалились.

Я был в полном недоумении. Последние три книги Анхеля де Куатьэ пришли по элек­тронной почте. Зачем автор воспользовался услугами подобных «почтальонов»?!

Конечно, я сразу же принялся читать кни­гу. И оказалось, что передо мной не просто седьмая Скрижаль...

Какова теперь судьба Анхеля и Данилы? Что с ними произошло? В чьих руках они оказались? Ответов на эти вопросы у меня нет. То, что мне все-таки передали эту руко­пись, вселяет надежду. Но все же мое сердце неспокойно.

Я надеюсь, потому что мне больше ничего не остается... только надеяться.

Издатель

Пролог

:: к оглавлению ::

Есть вещи, которые нельзя объяснить. Вот вы подходите к пустой скамейке и садитесь на нее. Где вы сядете - посередине? Или, может быть, с самого края? Нет, скорее все­го, не то и не другое. Вы сядете так, что от­ношение одной части скамейки к другой, от­носительно вашего тела, будет равно примерно 1,62. Простая вещь, абсолютно инстинктив­ная... Садясь на скамейку, вы произвели «зо­лотое сечение».

О золотом сечении знали еще в древнем Египте и Вавилоне, в Индии и Китае. Вели­кий Пифагор создал тайную школу, где изу­чалась мистическая суть «золотого сечения». Евклид применил его, создавая свою геомет­рию, а Фидий - свои бессмертные скульп­туры. Платон рассказывал, что Вселенная ус­троена согласно «золотому сечению». А Ари­стотель нашел соответствие «золотого сече­ния» этическому закону.

Высшую гармонию «золотого сечения» бу­дут проповедовать Леонардо да Винчи и Микеланджело, ведь красота и «золотое сече­ние» - это одно и то же. А христианские мистики будут рисовать на стенах своих мо­настырей пентограммы «золотого сечения», спасаясь от Дьявола. При этом ученые - от Пачоли до Эйнштейна - будут искать, но так и не найдут его точного значения. Беско­нечный ряд после запятой - 1,6180339887...

Странная, загадочная, необъяснимая вещь: эта божественная пропорция мистическим об­разом сопутствует всему живому. Неживая природа не знает, что такое «золотое сече­ние». Но вы непременно увидите эту пропор­цию и в изгибах морских раковин, и в форме цветов, и в облике жуков, и в красивом человеческом теле. Все живое и все красивое - нее подчиняется божественному закону, имя которому - «золотое сечение».

Так что же такое «золотое сечение»?.. Что это за идеальное, божественное сочетание? Может быть, это закон красоты? Или все-таки он - мистическая тайна? Научный феномен или этический принцип? Ответ не­известен до сих пор. Точнее - нет, извес­тен. «Золотое сечение» - это и то, и другое, и третье. Только не по отдельности, а одно­временно... И в этом его подлинная загадка, его великая тайна.



Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю.
Итак будь ревностен и покайся.
Се, стою у двери и стучу:
если кто услышит голос Мой
и отворит дверь, войду к нему
и буду вече­рять с ним, и он со Мной.
Побеждающему дам сесть со Мною
на престоле Моем, как и Я победил
и сел со Отцем Моим на престоле Его.
Имеющий ухо да услышит,
что Дух говорит церквам.

Откровение святого
Иоанна Богослова,
3:19-22

Предисловие

:: к оглавлению ::

Саша рассказала нам с Данилой свою ис­торию. И эта история превратилась в книгу «Исповедь Люцифера», книгу о шестой Скри­жали. Но я и представить себе не мог, на­сколько близко в этот момент мы подошли к последней, седьмой Скрижали. Впрочем, как выяснилось чуть позже, на протяжении всех на­ших поисков она неотступно следовала за нами.

- Интересный человек, - задумчиво ска­зал Данила.

- Кто? - не понял я.

- Ну, учитель. Сашин учитель, - пояс­нил Данила.

- А... Да, интересный, - согласился я. - Но ведь много таких интересных людей было.

- Что ты имеешь в виду? - удивился Данила.

- Ну, помнишь, - начал объяснять я, - когда мы встретили Кристину - в кафе, там был человек. Он еще интервью давал моло­денькой журналистке.

- Да, конечно!

- А потом, например, у Ильи была книга какого-то русского автора, про Заратустру...

- Была, - подтвердил Данила. - Еще из нее листок тогда...

- Да, да! А помнишь ночной разговор на радио. Тоже человек говорил очень важные вещи. Так что наши судьбы постоянно пере­крещиваются с разными интересными людь­ми. Еще был психолог, который к Мите при­ходил…

Данила вдруг уставился на меня. Он был в полном недоумении, словно бы я сказал что-то из ряда вон выходящее.

- Постой! - воскликнул он. - А отец Маши, помнишь? Он от депрессии лечился...

- Да... - я внимательно посмотрел на Данилу - к чему он клонит?

Данила буквально выпрыгнул из кресла, под­бежал к моему письменному столу и начал рыть­ся в бумагах.

- Мы должны срочно встретиться с Са­шиным учителем! - сказал он, перевернув на моем столе все верх дном. - Это он!

Я оторопел:

- Кто он?

- Это один и тот же человек - в кафе, на радио, и книга его, он и к Мите приходил, и отца Маши именно он лечил!

- Ты это серьезно? - до меня вдруг стало доходить. - Не может быть!

- И это ты мне говоришь? - Данила посмотрел на меня так, что я чуть не прова­лился сквозь землю.

Он производил стран­ное впечатление... Среднего роста, худощавый, добродушный, открытый и необычайно улыбчивый молодой человек читал лекцию, которую, казалось, дол­жен был читать грузный, седовласый старец и очках-биноклях.

Войдя в устроенную амфитеатром аудиторию, лектор поздоровался с собравшимися. Пошутил, что, мол, с такими серьезными лица­ми серьезного дела не решишь. Все рассмея­лись. И он начал думать вслух. Да, не расска­зывать, а именно думать вслух.

«Я сейчас зачту вам одну цитату, а вы по­слушайте, - сказал он. - „Сознание ото­бражает себя в слове, как солнце в малой кап­ле вод. Слово относится к сознанию, как малый мир к большому, как живая клетка к организ­му, как атом к космосу. Осмысленное слово есть микрокосм человеческого сознания".

Так Лев Выготский закончил свою бли­стательную книгу „Мышление и речь". А мы с вами как раз с этого пункта и начнем. Ведь „слово", как кажется, открывает нам перспек­тиву разглядеть тайну человеческого сознания, увидеть в нем самого человека. Заманчивое предложение! Но возможно ли это путеше­ствие в смысл слов?..

Сразу скажу, что задача эта невероятно трудная! И вы ведь знаете это по собствен­ному опыту. Как рассказать о себе и о своих чувствах? Рассказать так, чтобы тебя не только поняли, но еще и поняли правильно. Уверен, вы предпринимали подобные попытки неодно­кратно. И, судя по выражению ваших лиц, успех не был ошеломляющим.

Помните? Вы признаетесь человеку в люб­ви, в чем-то сокровенном, а ваше признание звучит как банальность, как глупость, даже пошло. Вы чувствуете другого человека, он вам дорог. Но стоит вам начать говорить... и все пропадает. Слова и смысл разъезжаются на глазах, как полы плохо сшитого пиджака!

Да, истинный смысл - всегда между слов. Он испаряется, улетучивается, когда вы пытае­тесь облечь его в слова. То, чему мы привыкли доверять, то, чему мы привыкли верить - наша собственная речь, обманывает нас. Не заблуж­даемся ли мы, в таком случае, и в самих себе?.. Вот вопрос, который ставит перед нами „слово"!

Слово, - говорил другой наш великий соотечественник, - это „гробик для мысли". Несмотря на шутовской характер этого опре­деления, оно предельно точное! Но что полу­чится, если мы продолжим эту аналогию? По­лучается, что наше с вами сознание, скроенное из слов, не что иное, как кладбище!»

Включился диапроектор, на экране замель­кали графики, диаграммы, таблицы, схемы. В ход пошла специальная терминология - дискурсы, семантические поля, компиляции оз­начающих, симулякры, системы коннотаций и так далее.

Лектор представлял материалы своих соб­ственных исследований, различных тестовых замеров и научных экспериментов. Анализи­ровал данные, полученные другими учеными, и философские теории. В лучшем случае, я понимал два слова из трех, может быть - одно из двух. Но я слушал, не отрываясь, словно загипнотизированный.

Я следил за его мыслью. И факты неумо­лимо приводили меня к выводу, пугающему своей простотой и точностью. Да, сознание способно познать истину, более того - у нас есть шанс увидеть ее со всех сторон. Но каж­дая из этих «сторон» воспринимается созна­нием отдельно, собрать же их воедино, в еди­ное целое, оно не может.

«А целое есть нечто большее, нежели про­стая совокупность его частей», - лектор по­вторял эти слова Платона раз за разом, раз за разом.

Сознание, в принципе, может узнать все части истины, но именно части. Оно не спо­собно объединить их в единство истины. И поэтому истина, преломленная сознанием, все­гда разрезанная, мертвая. Сознание прибли­жается к истине, но не в силах удержать ее.

Оно уплощает истину и, что самое ужасное, даже не отдает себе в этом отчета!

Когда мы смотрим фильм, мы видим лю­дей, предметы, перспективу. Изображение ка­жется нам трехмерным, объемным. Но на са­мом деле экран плоский и изображение на нем двухмерное. У нас возникает иллюзия трех­мерности. Очень достоверная, но иллюзия. И мы ведь даже не задумываемся об этом! Об­манываемся и рады.

Но когда то же самое происходит с исти­ной, это уже не забава, это трагедия! Нам ка­жется, что мы постигаем истину, но это не она. Мы думаем о ней, а на самом деле лишь игра­ем с ее фантомом. Мы, в лучшем случае, ре­конструируем ее контуры, а нам кажется, что мы открыли для себя ее смысл.

Я был потрясен и обескуражен. Посмо­трел на Данилу - и он сидит завороженный. Нежданно-негаданно мы попали на лекцию о том, что мучило нас все последнее время! Мы нашли уже шесть Скрижалей Завета, но мы так и не знаем, как ими распорядиться. И глав­ное - их смысл в тысячи раз сложнее слов, которыми они высказаны!

Понимая это, мы с Данилой и решили на­писать эти книги. Не перечислить Скрижали, а рассказать о них так, чтобы люди могли по­чувствовать их суть, скрытый в них смысл, их подлинное существо. Но ведь и это - только полумера. Как только истина становится достоянием сознания, она умирает, рассыпа­ется, теряет себя...

И оказывается, наши опасения не были на­прасными. Это не паранойя и не мания пре­следования! Действительно, о Скрижалях, как и о любой истине, нельзя говорить напрямую. Это обесценит ее! Так испанцы когда-то пе­реплавили золотые сокровища инков. Желая обогатиться, они обеднели. Скрижали - это не слова, это то, что за ними.

Диапроектор погас. Лекция подошла к кон­цу. Молодой человек, стоящий на кафедре, пе­чально развел руки и произнес:

«„Мысль умирает на кончике пера", - горько шутил Гете. „Слово - это не что иное, как отдаленное и ослабленное эхо мысли", - говорил Гюстав Флобер. Ну и, наконец, все мы знаем, что „мысль изреченная есть ложь". Так как же быть?!

Если слова не позволяют мне сообщать дру­гому себя, если другой не может мне расска­зать о себе при помощи слов, и если истина, сформулированная в словах, не жилец, не луч­ший ли, в таком случае, способ - общаться молчанием?..»

Тут лектор улыбнулся и окинул взглядом безмолвную аудиторию.

«Но ведь, несмотря на все это, вы при­шли сюда, чтобы слушать, - сказал он через мгновение. - Следовательно, „слово" не без­надежно. У нас есть шанс быть услышанны­ми... Хотя бы самую малость, хотя бы в са­мом главном. Но даже для этого мы должны будем научить свое сознание, цепляющееся за слова, смотреть поверх слов.

Так что не торопитесь с выводами, поста­райтесь увидеть то, что прячется за словами. Забудьте все, что вы слышали сегодня, и пусть интуитивно схваченная вами мысль родится в вас заново, станет вашей мыслью. Объясняя ее себе, вы воспользуетесь другими словами, но ее суть останется прежней. Истина - как раз в этой сути, а не в словах.

А вот путь от вашей истины, от личной истины к истине общей до сих пор не ясен. Совершенно! И мы должны признаться себе в этом. Да, наше духовное общение - пока лишь фикция. Наши души не общаются и не знают друг друга. У них нет общего языка, языка, на котором они могли бы говорить друг с другом в свете истины.

Мы в самом начале пути. Нам нужна истина, которая смогла бы объединить нас. Истина, высказанная на языке, понятном сер­дцу. Истина, которая могла бы переходить из уст в уста, от души к душе без искажений и кривотолков. Пока же все это только меч­та. Сделаем ли мы эту мечту явью? Зависит от того, сможем ли мы изменить свое со­знание.

Мне пришла записка со стихотворением Чжуан Цзы. Спасибо ее автору, я прочту всем:

“Назначение рыбной блесны - поймать рыбу,
А когда рыба поймана, блесна забыта.
Назначение слов - сообщить идеи.
Когда идеи восприняты, слова забываются.
Где мне найти человека, позабывшего слова?
Он - тот, с кем я хотел бы поговорить"».

Гробовая тишина. Полтора часа пролете­ли, как одно мгновение. Кто-то громко вы­дохнул, словно держал в себе воздух все это время, и раздались хлопки. Сначала редкие, одиночные, в разных концах зала. Но уже через секунду вся аудитория стоя аплодиро­вала докладчику.

- И не делайте вид, что вы меня поня­ли! - пошутил он.

И все рассмеялись. Право, это прозвучало очень смешно. Философский парадокс: «Пой­мите меня - вы не можете меня понять!»

- А еще он любит повторять за Сокра­том: «Я знаю то, что ничего не знаю». Лука­вит, конечно, - улыбнулась сидящая рядом Саша и позвала нас с Данилой. - Пойдемте, я вас представлю...

Мы спустились с галерки и подошли к ка­федре. Здесь толпились люди. Они увлеченно переговаривались друг с другом, что-то обсуждали, смеялись, шутили.

- Андрей, - обратилась Саша к своему учителю, - это Анхель и Данила!

Он обернулся и внимательно посмотрел на нас своими большими серо-зелеными глазами:

- Ну, здравствуйте! - он пожал нам ру­ки и обратился к Саше: - Настоящие! Как в кино.

Данила не знал что сказать, он растерялся и вымолвил только:

- Очень интересная лекция...

- Да, - подтвердил я.

- Спасибо, - улыбнулся Андрей. - А я читал ваши книги. Потрясающая головоломка!

- Головоломка?.. - не понял Данила.

- Ну, да, - пожал плечами Андрей.

- Но это правда... - вмешался я.

- Вы создали потрясающую головолом­ку! - замотал головой Андрей. - Правда это или не правда, или вам кажется, что это правда. Какая разница? Понимаете, я ученый, я не могу думать иначе. Я не верю в чудо. И у меня есть разумные объяснения всего, что с вами происходило. Разумные - это значит «не чудесные». Мозг - фантастическая шту­ка! Она способна еще и не на такое!

Все, о чем вы пишите, может быть и пло­дом фантазии, и галлюцинозом, и психодели­ческим переживанием, и сном, и реальными фактами. Я могу объяснить психофизиологическую природу любого из ваших «опы­тов». И даже вы сами можете не знать, что было на самом деле, а что вам только при­грезилось. Так или иначе, эти книги инте­ресны мне как ребус, как загадка!

- Загадка?.. - я все еще прибывал в абсолютной растерянности от такого взгляда на наши книги. Этот странный человек вос­принимал их как-то совсем по-другому. Не так, как мы сами о них думали. Но как?!

- Загадка, - подтвердил Андрей. - Я вам покажу. Только... У вас еще нет седь­мой книги?

- Есть, в рукописи, - сказал я, достал из заплечной сумки текст «Исповеди Люци­фера» и передал Андрею.

- Тогда, если не возражаете, я ее сегод­ня прочту, а завтра поговорим. Согласны? - предложил Андрей.

И мы, разумеется, согласились.

Мы встретились на следующий день в просторной квартире-студии Андрея. Ни од­ной свободной стены - все сплошь книжные полки, стеллажи. И много света, льющегося в комнату сквозь высокие окна.

- А вы ведь меня поначалу чуть с ума не свели! - улыбнулся Андрей, разливая по чаш­кам кофе. - Первую книгу - «Всю жизнь ты ждала» - мне принесла одна моя знако­мая и говорит: «Тут прямо ваши мысли есть!» Ну, я подумал - хорошо, кто-то думает так же, как я. Читать, разумеется, не стал, пото­му что времени нет. Потом другой человек приносит мне «Учителя танцев» и говорит: «Тут ваше интервью по радио цитируют». Я улыбнулся, посмотрел. Действительно мое!

А буквально на следующий день я сам на­талкиваюсь в книжном магазине на «Дневник сумасшедшего». Открываю книгу и вижу, что она про Митю, которого я консультировал па­ру месяцев назад! Читаю и понимаю, что я один из ее героев. Ну, думаю, все, заболел! Пора самому в больницу ложиться. Прочи­тал все книги и не могу понять, как такое может быть - неужели совпадение? Мои интервью, моя книга - в «Возьми с собой плеть», мой пациент в «Маленькой принцес­се», я - как участник событий...

- Не похоже на совпадение, - ответил шила.

- И не может быть совпадением! - вставил я.

- Все это очень странно, - протянул Ан­дрей и посмотрел в окно. - Я ведь не ве­рю в мистику. Вообще, во все эти вещи. Не знаю... Видите ли, все эти маги, колдуны, экстрасенсы, они совершенно дискредитиро­вали парапсихологию. Мы этот вопрос изуча­ли специально, исследования проводили, Ни­чего не нашли. Ну, кроме попыток выдать желаемое за действительное. Хотя...

- Что? - встрепенулся Данила.

- Есть вещи, которые мы с научной точ­ки зрения объяснить не можем. Ну, вот на­пример. Провели французы такой эксперимент. Взяли сорок улиток и позволили им самим образовать пары, что называется - по люб­ви. Получилось двадцать пар улиток. Потом эти пары разлучили, и «вторые половины» отправились в Канаду.

Так вот, когда в Канаде исследователи раз­давливали улитку, ее «вторая половина» во Франции сжималась. И наоборот, давят ту, что но Франции, а ее канадская напарница сокра­щается. Простой эксперимент, а объяснения нет. Как эти улитки чувствуют, что их воз­любленные гибнут? И вообще, как у улиток могут быть возлюбленные?..

- Но это потому что ученые думают о пространстве - как о некой физической про­тяженности, и о любви - как о физиологи­ческой реакции, - пояснил я.

- Да, мы так думаем, - рассмеялся Ан­дрей. - Это наш способ восприятия мира. Он эффективен, хотя и ограничен, как и лю­бой другой. Вчера я об этом и рассказывал. Вам, Анхель, очень просто сказать: «простран­ство - это не физическая протяженность», «любовь - не физиологическая реакция». А для ученого это именно физика и физиология!

Вы, например, упражнялись со временем и в «Учителе танцев», и в «Исповеди Люцифе­ра». Но физики не склонны думать, что вре­мя способно течь в обратную сторону. И я вам больше того скажу: в ядерной физике есть уравнения, которые допускают эту возмож­ность! Но ученые объясняют это как арте­факт, как ошибку исчислений.

- А зачем? - удивился Данила. - Если даже уравнения говорят, что время может идти вспять, зачем они отрицают это?

- Очень просто, - ответил Андрей, - эта «мелочь», время, текущее вспять, подорвет самые основы физики. Этот факт противоре­чит системе. Разрушится стройное здание, ко­торое до сих пор с успехом использовалось учеными для определенных целей - для со­здания различных машин, реакторов, информационных систем и так далее. Они охраняют цельность своего научного знания и будут до последнего вздоха игнорировать любой факт, противоречащий принятой модели.

- И все-таки это глупо! - сказал я. - Медь если бы физики не отрицали этих фак­тов, то наука могла бы продвинуться вперед.

- Тут все очень неоднозначно, Анхель, - Андрей покачал головой. - Вот вы знаете седь­мую Скрижаль? Ну, или хотя бы о чем она?

Я удивился:

- Нет, не знаем. Но причем тут это?

- То, как вы думаете, не открывает вам этой тайны, - сказал Андрей. - Чтобы уз­нать седьмую Скрижаль, вам необходимо чудо: у Данилы должны начаться видения, какой-то человек, наверное, окажется в опасности, вам придется его выручать. И только тогда седь­мая Скрижаль откроет вам свой секрет. Так?..

- Да, - почти хором ответили мы с Да­нилой.

- Вы ждете откровения, но его нет. Вы ждете чуда явления седьмой Скрижали. А я не верю ни в откровение, ни в чудо. Но зато я посмотрел на ваши книги как на головоломку, как ученый. Для меня они - что-то вроде математической задачи. А научный подход гла­сит: найди общие закономерности, и ты смо­жешь предсказать будущий результат.

И я нашел. Так что седьмая Скрижаль мне известна. Я составил формулу и без чуда по­лучил то, чего вы ждете как чуда... Вот в чем достоинство моего подхода к информации. Хотя, надо признать, он имеет свои ограниче­ния - ведь я бы не нашел предыдущих Скри­жалей, тогда как вы это сделали. Видимо, по­тому что ваше сознание допускает чудо.

- Так вы все-таки знаете седьмую Скри­жаль?! - воскликнул я.

- Я хочу рассказать вам то, как я думаю и что я думаю обо всех Скрижалях. Тогда вы мне и ответите на этот вопрос, - предложил Андрей. - Вы знаете первые шесть Скри­жалей, а я - нет. Но если я правильно их расшифровал, то, вероятно, моя формула вер­на и значит я могу назвать и седьмую.

- Хорошо, - Данила внимательно посмо­трел на Андрея. - Так это будет формула?

- Да, именно формула! - подтвердил Ан­дрей и достал из рабочего стола огромный лист бумаги, в четыре раза больше обычного, весь испещренный геометрическими фигурами с текстом и стрелками. - Ну, «Схимника» мы не рассматриваем - в этой книге ни одной Скрижали нет. А вот анализируя остальные, обнаруживаются следующие закономерности...

Я как завороженный слушал Андрея. Поразительное впечатление - молодой человек рассказывает о сложнейших вещах с юмором, легко и доступно. Нет, он ничего специально не упрощал, но он и не делал никакой проблемы из сложного. О ядерной физике он говорил так, словно речь идет об устройстве велосипеда или даже самоката. О научных экспериментах - как о кулинарных рецептах.

И теперь с тем же обаянием и глубоким пониманием предмета он стал рассказывать нам о том, что мы пережили! Действительно, ни я, ни Данила никогда не смотрели на мои книги под таким углом зрения. Андрей нашел семь закономерностей, которые объединяют шесть книг, посвященных конкретным Скрижа­лям - от «Всю жизнь ты ждала», до «Испо­веди Люцифера». Три основные и четыре до­полнительные.

- Во-первых, - объяснял Андрей, - мы знаем, что Тьма спрятала Скрижали в кон­кретных людях. Вопрос, как она их выбира­ла? Согласитесь, было бы достаточно стран­но, если бы она запихнула Скрижали в кого придется! Нет, надо полагать, что она все же подумала, куда прятать. А если подумала, то каким принципом руководствовалась?

- Это вопрос? - уточнил Данила.

- Можете считать, что вопрос, - рас­смеялся Андрей. - Но мы не на экзамене. Просто пробуем размышлять. Я думаю, что если бы Тьма хотела хорошенько спрятать Скрижаль, то она бы выбирала кандидатов на эту роль по следующему принципу: чем меньше данный человек соответствует этой истине, тем лучше. Надежнее будет.

Ну, допустим вы хотите сохранить в целости и сохранности кусок мяса. Кого бы вы выбрали в качестве хранителя? Голодно­го пса или вегетарианца? Я думаю, вегета­рианец справился с этим лучше собаки. А коробку сахара? Предлагаю - диабетика. А в чьем доме лучше сохранится бутылка вод­ки? Ну, не у алкоголика, разумеется. У трез­венника.

- Это логично, - рассмеялся Данила. - Я бы поступил точно так же!

- Следовательно, - продолжил Анд­рей, - если мы правильно уясним для себя психологический портрет человека, в котором была спрятана Скрижаль Завета, то сможем сказать, какого рода Скрижаль в нем нужно было прятать. Основная, главная черта его личности должна противоречить соответству­ющей заповеди. Логично?

- Абсолютно, - согласился Данила. - Это первый принцип. А второй?

- Второй. Эта Скрижаль, коли уж вы ее нашли, должна была из своего носителя как-то выйти. Так я понимаю?

- Да, - подтвердил я и невольно зау­лыбался.

Все это звучало и просто, и забавно. Словно рассказ о шахматной партии: Е2-Е4. Если прятали, то прятали. Если вынимали, то вы­нимали. А мы-то с Данилой ломали головы, переживали, думали, как рассказать о смысле Скрижалей!

- А если Скрижаль из нашего героя вы­шла, - продолжил Андрей, - значит, он переменился. Это нужно было сделать, чтобы ее выпустить. Другого варианта быть не может,

- Согласен, - сказал Данила и посмот­рел на меня. - Согласен?

- Нет вопросов!

- Хорошо, идем дальше. Смотрим, как пе­ременился наш герой за время своих испыта­ний. Он должен был меняться в сторону соответствующей истины. В противном случае она бы так и осталась в нем запертой. Поезд идет чуда, куда поворачивает железнодорожная стре­ла. Если поехали направо, значит, и стрела туда показывала.

- Очень точное замечание, - Данила кивнул головой. - Совмещаем первый прин­цип со вторым, и уже что-то начинает прояс­няться. А третий?

- Вы когда-нибудь слышали высказыва­ние Платона: «Целое есть нечто большее, не­жели простая совокупность его частей»? - спросил Андрей.

- Да, - ответил я и покачал головой. - Вчера - раз пятнадцать.

- Ах, ну да! Точно, - Андрей вспом­нил свою вчерашнюю лекцию. - Так вот, у вас несколько Скрижалей. Это единое путе­шествие - вы двигаетесь от пункта «А» в пункт «G». Но у вас пять промежуточных станций «В», «С», «D», «E», «F». Когда вы выезжаете из пункта «А», нельзя ска­зать, в каком направлении находится пункт «G», ведь дорога может и петлять. Но если вы выезжаете из пункта «А» в пункт «В», вы не можете не знать направления! В про­тивном случае вы просто никуда не уедете.

- И?..- я не понял этого сравнения.

- «И...» - забавно передразнил меня Андрей. - В каждой книге вы уже дела­ете шаг в следующую. По сути, вы уже по­чти формулируете в ней следующую Скри­жаль!

- В предыдущей последующую? - Да­нила не поверил своим ушам,

- Ну да. А вы разве сами не замеча­ли? - удивился Андрей. - Анхель, это что, не специально? Я считал, что это так и за­думано...

Я был потрясен. Напрягся и стал судо­рожно вспоминать тексты книг. Действитель­но! В каждой книге последующая Скрижаль уже была заявлена!

- Ничего себе! - воскликнул я. - Да­нила, ты подумай, это же так! Мы на самом деле рассказывали о каждой последующей Скрижали еще в предыдущей книге! А я и не знал...

Данила только хлопал глазами.

- Не может быть! - прошептал он. - Это что же получается: когда мы искали каж­дую следующую Скрижаль, мы ее уже знали?!

Повисла пауза.

- Ну, в целом... - протянул Андрей. - В этом, наверное, и нет ничего странного. Это абсолютно логично, что вы ее уже как бы «зна­ли». В противном случае вы бы ее просто не нашли. Как говорил Иван Петрович Павлов: «Нет в голове идеи, не увидишь и фактов». С другой стороны, откуда вам было знать, что она - это именно она? Это становится оче­видно только после «официального открытия». Так что не убивайтесь уж очень.

- А у первой?.. - сообразил, вдруг, Дани­ла. - У первой-то не могло быть «предтечи»!

- Ну, конечно! - расхохотался Андрей. - Весь «Схимник» ей посвящен! Тоже, скажете! Целое - есть нечто большее, нежели простая совокупность его частей!

- Тьфу! - Данила выругался сам на себя. - Точно.

- В общем, три критерия, или законо­мерности, - резюмировал Андрей. - Во-первых, смотрим героя - Скрижаль должна быть его антиподом. Во-вторых, смотрим, как герой меняется, это подсказывает нам, о чем именно эта Скрижаль. В-третьих, смотрим предыдущую книгу и понимаем, «предтечей» какой Скрижали она может быть.

- Господи, - еле вымолвил я. - Не­ужели еще и дополнительные критерии есть?

- Есть, - заверил нас Андрей. - Че­тыре штуки. Во-первых, смотрим ваши «Пре­дисловия», во-вторых, смотрим эпиграфы - заветы семи церквям из «Апокалипсиса», в-третьих, «Прологи». Все вместе дает полный рисунок внутреннего смысла Скрижали. Ни что не случайно. Но не из-за чуда, а из-за того, что смысл пытается проявить себя через ткань жизни.

- Ну конечно, точно! - пробормотал Да­нила. - Так, стоп! А четвертый дополнитель­ный принцип?!

- А четвертый... - улыбнулся Андрей. - Прошу простить меня за нескромность, но это я. Я же у вас в каждой книге, и в каждой говорю что-то определенное. Ну, по крайней мере, не одно и то же. Почитайте, что я там у вас говорю, и...

- И получим четвертый дополнительный источник информации, - закончил его мысль Данила. - Все правильно. С ума сойти... Анхель, а мы все пытались «зашифроваться», чтобы раньше времени ничего не расска­зать. И вот на тебе...

- Ну что? - спросил Андрей. - Мо­жет, тогда пропустим обсуждение Скрижалей и сразу к седьмой перейдем?..

Мы с Данилой переглянулись. Мы толь­ко что пережили что-то вроде потрясения. Да, мы писали эти книги. Чистая правда! Но нам казалось, что мы просто рассказываем истории. Конечно, мы хотели, чтобы у чита­теля возникло некое ощущение, чувство Скри­жали. Но подумать, что эти книги в итоге окажутся такой системой - с закономерно­стями, внутренней логикой, взаимодополне­нием частей... Нам это и в голову не при­ходило!

- Если вас это не затруднит, - сказал Данила и замялся. - Наверное, это глупо. Нам с Анхелем... Просто очень хочется, что­бы вы рассказали нам о Скрижалях. Чтобы понять, как работает ваше сознание.

- Ну, если хочется, - пожал плечами Андрей. - Это пожалуйста! И мне будет интересно, где я ошибся - если ошибся. Вы меня подправите. И вам, наверное, забавно за мной наблюдать, как я тут ребусы гадаю.

- Да, забавно, - протянул я и залился румянцем.

Он все еще думает, что мы загадывали эти ребусы. А мы с Данилой даже не заметили, что получился такой «ребус»!

Первая Скрижаль

:: к оглавлению ::

Андрей достал из стопки книг «Схимника», пролистнул его и остановился, словно наугад, на какой-то странице.

- Данила, - тихо спросил Андрей, - чем для тебя было это путешествие?

- Испытанием, - ответил Данила, и я увидел, с какой болью мой друг вспоминает об этом.

В шестнадцать лет Данила сбежал из дому. Скитался, жил как придется. А в восемнад­цать попал на войну и столкнулся лицом к лицу со смертью. Он видел смерть своих друзей, убивал и сам был в шаге от смерти. Чудовищ­ная правда.

После войны Данила уже не мог жить мир­ной жизнью. Война продолжалась в нем. За что бы он ни брался, что бы ни делал, он слов­но искал смерти. Он не мог заставить себя учиться, мысли о карьере и «тихом семейном счастье» вызывали у него отвращение.

Алкоголь, наркотики и странные компании. Чем не жизнь для ветерана, которому немно­гим больше двадцати? Не жизнь. И Данила решил покончить с собой. Умереть. Для него это было так естественно... И к смерти можно привыкнуть, если видишь ее слишком часто.

Но тут, словно безумие, на него обруши­вается другая жизнь. Жизнь, в которой есть Свет, нуждающийся в защите. Жизнь, в ко­торой Тьма берет верх над силами Света. И он - Избранник, тот, на ком лежит миссия спасения Света - для жизни, для людей.

Ирония судьбы, высших сил. Дикая, стран­ная. Возложить эту миссию на человека, опус­тившегося на самое дно отчаяния. Представьте себе, что вы не верите уже ни во что - ни в Бога, ни в Дьявола, а вам говорят: «Ты - Избранный! Собирайся в командировку!»

Да, именно это, этот поворот стал испыта­нием для Данилы. Он должен был не просто выполнить предназначенное - он должен был переступить через себя. Убить в себе демона отчаяния и безысходности. Поверить, что у этой жизни, даже в его жизни есть смысл.

- «Солнечные лучи показались из-за го­ризонта, - вслух начал читать Андрей. - Красивое, жизнерадостное солнце... Я попро­щался с ним, поднял камень, прижал его к гру­ди, разбежался и прыгнул». Данила, за несколь­ко дней до этого ты хотел покончить с собой, потому что жизнь потеряла для тебя всякий смысл. Теперь ты готов был умереть ради того, чтобы жизнь продолжалась. Ты переродился.

Данила невольно дернулся - слова Анд­рея словно бы обожгли его. Это была правда. Там, на скале «Последнее Пристанище», прежний Данила умер, просто перестал суще­ствовать.

- «Что-то переменилось во мне», - рас­сказываешь ты дальше. - Андрей продолжил читать книгу. - «Не знаю, что это было - спокойствие обреченного, приговоренного к смерти или же, напротив, бесстрашие сильно­го. Но я перестал бояться, мучиться, пережи­вать. Я словно бы умер». Анхель, ты помнишь, как записывал эти слова Данилы?

- Да, конечно, - подтвердил я.

- Ничего не напоминает? - Андрей улыб­нулся. - Данила «словно бы умер», он «пе­рестал бояться, мучиться, переживать». По-моему, мы уже понимаем, о чем будет первая Скрижаль, не так ли?..

- Не может быть! Да! - я не верил сво­им ушам.

- И что случилось дальше? - спросил Андрей и развел руками.

- Я увидел Источник Света! - почти воскликнул Данила.

- Все не случайно, - Андрей взял ко­фейник и налил себе еще кофе. - Один из трех основных критериев, по-моему, у нас сра­ботал.

Фантастика! Данила действительно пере­жил на скале «Последнее Пристанище» то, что предписывает первая Скрижаль. А явление Источника Света словно подтвердило это! То есть, когда мы искали первую Скрижаль Заве­та, Данила уже знал, что соответствует ее су­ти. Но самое удивительное: я не заметил этого, хотя собственноручно писал оба текста!

- О подобном перерождении рассказы­вают многие «жития святых», - продолжил Андрей через минуту, пока мы оба приходи­ли в себя. - Святыми старцами часто стано­вились отъявленные грешники - преступни­ки и душегубцы. Христианское учение, еще начиная с апостола Павла, видит в этом Бо­жий промысел.

Кстати, характерная традиция: принимая монашеский чин, человек получает новое имя. Это символ. Монах не от мирской жизни от­рекается, а от прежнего себя. Умирает, чтобы воскреснуть. «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не ум­рет, то останется одно; а если умрет, то при­несет много плода».

Христос умирает фактически. Мирской человек, постригаясь в монахи, умирает вир­туально - человека с прежнем именем боль­ше нет. Но тут главное - принцип, это сим­волическая штука. Разумеется, это переимено­вание не всегда срабатывает... Ну что, берем «Всю жизнь ты ждала»? Нам надо найти еще два других основных критерия.

Андрей снова стал перекладывать книги, отыскивая среди них нужную. А я думал о том, с каким удивительным юмором он рас­сказывает об этих, очень серьезных вещах. «Разумеется, это переименование не всегда срабатывает...» - иронично подмечает Ан­дрей. И в его голосе столько доброты! Мне весело, мне смешно, мне радостно. Даже не знаю почему.

- Кто готов рассказать о психологичес­ком портрете Кристины? - Андрей смотрит на меня, потом на Данилу. - О'кей! Я вас понял...

Он увидел в наших глазах растерянность людей, услышавших слово «пожар» посреди театрального спектакля. И поспешил дать все необходимые разъяснения.

Мы встретили Кри­стину в самый тяже­лый момент ее жизни. Она переживала боль, глядя в прошлое, и испытывала ужас, вынуж­денная смотреть в будущее. Ее личная жизнь не складывалась, она пережила много страда­ний, много разочарований. А теперь ждала ребенка, девочку...

«Жизнь продолжается - пострадал ты, дан пострадать другому», - вот, что чувствова­ла Кристина, думая о том маленьком живом комочке, который рос у нее под сердцем.

Кристина разуверилась в том, что женщина может быть счастлива. Глупая? - может быть. Красивая? - есть шанс. А если не глупая, и не идеальная красавица?.. И вот сейчас она дает жизнь новому существу, и это существо - женщина.

Быть женщиной - значит зависеть от мужского желания, от его настроения. А муж­ские желания переменчивы, как морской ветер. Сегодня мужчину влечет то, завтра - это. Мужчина - синоним непостоянства. Женщина должна подстраиваться, лавировать, соглашаться с избранным для нее курсом.

Многие женщины так и делают, так и живут. Если, конечно, это можно назвать жизнью. Но даже если это и жизнь, это еще не мечта. Женщина - дочь вечности. И если она делает что-то, она делает это «навсегда». Пусть мужчина меняет курсы и галсы, но в одном он должен быть верен и честен - в своем отношении к женщине.

Когда «бывшие» Кристины узнали о ее бе­ременности, они испугались. Они вдруг поня­ли, что могут потерять ее, потерять навсегда, отдать кому-то другому. И их настроение в очередной раз переменилось. Они заявились к Кристине с «серьезными намерениями», по­лагая, вероятно, что это ее обрадует. Поразительное, непоколебимое самомнение!

Кристина испытала отчаяние. Ветреники оказались еще и глупцами.

А как же отец ребенка? Никита любит Кристину всем сердцем. Но он такой же мужчина, как и все предыдущие. А еще он мо­лод, он значительно моложе Кристины, а зна­чит - он точно уйдет. «Мужчина, которому хочется положить голову на плечо...». Мо­жет ли она позволить себе влюбиться? Впро­чем, она уже влюбилась...

- Кристина необыкновенно сильный че­ловек, - рассказывал Андрей. - Она на­училась быть сильной, превозмогая боль ра­зочарований, переступая через свое «хочу». Жизнь учит тех, кто готов учиться. И правда в том, что иногда отказаться от своей меч­ты - не поражение, а настоящий поступок.

Кто-то настаивает на невозможном. Это право каждого. Не запрещается. Но чаще все­го подобная настойчивость - лишь глупое упрямство, и не более того. Мы не можем изменить других людей, если они сами того не хотят. А заставлять их меняться ради на­шей собственной прихоти, ради нашей меч­ты... Это неправильно и нечестно.

Конечно, у Кристины была возможность манипулировать любимыми мужчинами. Она могла их захомутать, женить на себе, вышко­лить. Для умной женщины это не проблема. Но для уважающей себя женщины - это чу­довищно. Для женщины, которая хочет на­стоящей любви - смерти подобно.

Даже ветер можно дисциплинировать. Вот, например, вентилятор или кондиционер - это дисциплинированный ветер. Он дует, куда ска­жут и как скажут. Но сравните его с ветром, гуляющим на океанском просторе. Сравните его с осенним ветром, вздымающим в небо колотые столпы из опавших листьев. Лучше и не сравнивать...

- Но эта ее внутренняя сила как раз и стала проблемой! - воскликнул Данила.

- Святая правда! - рассмеялся Анд­рей. - Парадокс, но именно так. И мы переходим к самому главному. Кристина отстро­ила мощное здание своей личности. Она стала сильным и волевым человеком, она добилась самостоятельности. Она изучила жизнь и поняла, что ей нужно. Хорошее дело!

«Любовь - это временное помутнение сознания, - решила для себя Кристина. - Приятное, но ненадежное. На этом жизнь не построишь. На мужчин нельзя полагаться. Они переменчивы. Рано или поздно это все равно заканчивается. А я рожу мальчика и у нас с ним будет семья. У меня будет мужчина, ко­торый никогда меня не бросит».

Да, она боялась почувствовать себя бро­шенной! Она научилась переживать боль, но она научилась и бояться боли, избегать ее. Она научилась сносить удары судьбы, но она научилась и уклоняться от этих ударов. В ко­нечном счете, она приняла решение - кон­тролировать свою судьбу. Она превратила свое «эго» в неприступную крепость.

- Превратила свое «эго» в неприступную крепость, - повторил я, отчетливо понимая, что это самое точное определение внутренне­го состояния Кристины.

- Прекрасная Елена за стенами непри­ступной Трои! - улыбнулся Андрей. - Ну что, подходящая кандидатура, чтобы с гаран­тией потерять в ней первую Скрижаль?..

- Еще один основной критерий, - со­гласился Данила. - Остался третий.

- И тут как раз закавыка! - обрадовал­ся Андрей, которому сложности, казалось, добавляли куда большее удовольствие, нежели простые и очевидные вещи.

- Закавыка? - переспросил я, поскольку мне показалось, что теперь-то уж все понятно.

- Именно! - подтвердил Андрей. - Я готов дать голову на отсечение, что большин­ство ваших читателей решили, что первая Скрижаль посвящена любви или, по крайней мере, как-то связана с любовью. А я катего­рически уверен в том, что слова «любовь» в ней нет!

- Действительно, нет, - удивленно про­тянул Данила. - А как ты догадался?

- У нас есть два основных критерия. Во-первых, мы знаем, что первая Скрижаль про смерть, а не про любовь. Данила у нас на ска­ле «Последнее пристанище» не влюбился, а чуть не умер, или даже умер... - Андрей артис­тично насупил брови и уставился на Данилу.

- Умер, умер! - рассмеялся тот.

- Вот. А во-вторых, - продолжил Ан­дрей, - Кристине предстояло бороться не со страхом любви, а с самой собой, со своим «ого». Страх - только проявление ее лично­сти, ее неприступной Трои, а не что-то само­стоятельное! Но любовь, действительно, луч­шая дорога к цели, которую ставит перед человеком первая Скрижаль Завета.

Я взял из рук Андрея книгу и прочитал отрывок из своего «Предисловия»:

- «Мы петляли по дорогам любви, но стол­кнулись не со счастливой и лучезарной фан­тазией, а со страхом, страхом перед реальной смертью».

- Да, кстати, хороший вопрос: «Зачем мы любим?» - оживился Андрей. - Про­вокационный. Любовь для Кристины была только дорогой, а не целью. Уж что-что, а любить Кристина умела и прежде. Теперь же ей предстояло убить в себе «эго», освободить­ся. Она должна была потерять себя. Повести себя в лес и оставить там на съедение волкам. А самой вернуться обратно.

- Очень точно! - рассмеялся Дани­ла. - Оставить себя на съедение волкам, а самой вернуться обратно! Так и есть. Смешно!

- И вы не зря соединили любовь и смерть - продолжал Андрей. - Только вы не стали уточнять, о какой именно смерти идет речь. А речь идет о смерти «эго». То есть не о физической смерти, а о смерти личности - мировоззрения, установок, принципов, пред­рассудков, страхов, притязаний, амбиций, же­ланий и т. п.

«Умирая» в таком качестве, человек воз­вращается к себе изначальному, к себе насто­ящему, к себе истинному. И истинная любовь требует именно такого самопожертвования.

Если ты действительно любишь человека, ты абсолютно забываешь о себе, ты - в нем. Это как другая реальность, другой мир, в нем ты уже не можешь быть прежним.

- Это больше всего пугало Кристину, - согласился Данила. - Она боялась потерять себя и именно поэтому отталкивала Никиту. Понимала, что он ее любит. Понимала, что сама без него не может. Но перед ней был выбор - или сохранить себя, или любить.

- И она выбрала любить, - сказал Андрей. - Вы подсказали Никите нужные слова: «Прошлое стало прошлым, я беру твою душу».

Я чуть не расплакался. Я вспомнил, как мы сидели в машине. Данила за рулем, Кри­стина с Никитой сзади. Словно все это слу­чилось только что. Я вспомнил, как страдала умирающая Кристина, в каком отчаянии был Никита. И как он сказал ей: «Я беру твою душу». Словно молитва.

- Я понимаю, где-то на уровне ощущения, что человек должен освободить себя от своего «эго», от своего «я», - сказал Данила. - Но все-таки, это странно. Парадоксальная вещь. «Я» - это ведь высшая ценность любого че­ловека. Он за него радеет, он его защищает, ищет для него лучшей доли, кормит его разными ощущениями. Он, можно сказать, жи­вет, потому что у него есть «я»!

- Ой ли! - Андрей отрицательно пока­чал головой. - «Я», «эго» - это химера.

Данила недоверчиво покосился на Андрея.

- Я не преувеличиваю, - сказал Анд­рей. - Попробуй ответить на вопрос, что такое твое «я». Начинай предложение со слов: «Я - это...»

- Ну, я - это... - неуверенно начал Данила. - Эээ...

Андрей пришел ему на помощь:

- Тебе в голову приходит всякая ерунда. Правильно?.. Например: «я - человек», «я - мужчина», «я - ветеран чеченской войны», и так далее. Сколько еще людей могут отве­тить таким образом? Тыщи! И можно ли от­ветить на этот вопрос так, чтобы ответ касал­ся именно твоего «я»?

- Сомневаюсь, - протянул Данила.

Тут Андрей встал, взял с полки какую-то книгу и открыл ее ближе к концу.

- Это справочник по психологии, - объяснил Андрей. - Прочтем научное опреде­ление: «„Я" - это субъективное психичес­кое явление, определяемое памятью и прояв­ляющееся как противопоставление себя всему другому («не-я»)». Понятно?

Русский - не родной для меня язык, и сложные конструкции с использованием нау­кообразных слов на слух даются мне с трудом.

- Непонятно, - признался я.

- Все на самом деле, очень просто, - стал объяснять Андрей. - Мы приходим в этот мир маленькими чистыми сгустками энергии. Вы можете называть это «душой», «сущностью» - как угодно. Это и есть «мы». Мы абсолютно открыты, свободны и в нас бездна света!

Взгляните на гуляющих малышей. Вспом­ните улыбку младенца, узнавшего ваше лицо. Посмотрите на свои собственные детские фо­тографии. Это самое завораживающее зрели­ще! Невозможно оторваться. И знаете поче­му? Потому что у младенца еще нет «я», он - чистая душа.

Но мы вынуждены постоянно сопротив­ляться миру. Мир - это не рай для чистых душ. Мир - это площадка для борьбы за выживание. И чтобы выжить, мы формируем свое «я». То, что вокруг нас, - это «не-я», и мы с этим «не-я» боремся. А то, что внут­ри нас, - это «я», и его мы защищаем.

Внутри нас чувства, мысли, желания, опыт. Все это память. И наше «я» - это тоже только память. Стоит хорошенько ударить нас по го­лове в нужном месте, и мы не будем знать - кто мы, что мы, к чему, к кому, когда и откуда. Наше «я» испарится, словно его никогда и не было, А мы останемся...

- Самый простой способ выполнить пер­вый Завет! - пошутил Данила. - Но пока я так и не понял - зачем? Зачем терять, из­водить, убивать свое «я»?

- Чтобы быть чистой душой, - просто и с какой-то удивительной нежностью сказал Андрей.

Я увидел, что у Данилы вдруг заблестели глаза. Это слезы. Так пронзительно и так лич­но прозвучали эти слова.

- Это избавит от страха смерти? - спро­сил Данила, справившись со своими чувствами.

- «Я» - это то, что создает границы. Мы живем в мире, который разделен на «я» и «не-я». И поэтому «я» вынуждено защищаться. Всегда. Враг появляется сразу вслед за уста­новлением границ. Боится не тот, кому угро­жают, боится тот, кто защищается.

Мир не закрыт от нас. Но мы, обладая собственным «я», закрыты от мира. Это мы установили границы. Это мы спрятали свои души друг от друга. Между мной и тобой, Данила, нет границ, мы с тобой одной души, одной крови. Только вот наши «я» не знают об этом. И им страшно. Страшно, потому что они, вдобавок ко всему, еще и одиноки.

Вспомни Агвана. Вспомни мальчика, ко­торый не боялся умирать. У него была чистая душа. Душа, открытая навстречу твоей душе. Только благодаря ей ты дошел до «После­днего Пристанища» своего «я».

Чистый сердцем, он показал тебе твое серд­це. Нежный, молодой бутон белого лотоса на тонкой изогнутой ножке. «Скоро, скоро он откроется. Береги его, Данила... Береги... Прощай». Это были его последние слова.

Теперь Данила плакал. Он и прежде те­рял друзей - на войне и даже после войны. Но то, что он потерял Агвана... Он потерял того, кто разглядел в нем человека. Одна душа, одна кровь. Этот мальчик на все говорил - «это не имеет значения», потому что он знал, что на самом деле имеет значение.

- «Я» - то, что не имеет значения, - прошептал Данила. - Да, я услышал.

Но почему именно любовь приводит к смерти «эго»? Я удивлялся этому еще когда писал «Всю жизнь ты ждала». Прежде мне всегда казалось, что смерть «эго» достигает­ся духовными практиками, аскетизмом, меди­тацией. У индейцев, по крайней мере, любовь не рассматривают как средство борьбы с соб­ственным «я». И я спросил об этом у Андрея.

- Анхель, - ответил он, - кажется, ты подтвердил мою догадку, и слова «любовь» в тексте первой Скрижали нет? Думаю, его нет и в других Скрижалях.

- Да, нет. Но...

- Так вот, - Андрей перебил меня. - Твои книги написаны о конкретных людях, а Скрижали универсальны, они же для всех. И они не содержат конкретного рецепта: «Пойди туда, сделай это...» У каждого из нас своя дорога, свой путь. У кого-то любовь, у кого-то - что-то другое. Я уверен, напри­мер, что и слова «Бог» нет в Скрижалях. Ведь нет же?..

- Нет, - протянул Данила. - Но это-то откуда тебе известно?!

- Потому что я, например, не верю в Бо­га, - развел руками Андрей. - И у буддистов нет Бога, и у язычников, потому что у них божества, а не Бог. Но не лишать же нас всех, несчастных, надежды на освобождение страха смерти! И любовь, и Бог - хорошие слова, но не универсальные. А Скрижали обязаны быть такими, потому что они для всех.

- Так значит, мы с Данилой правильно думали, что любовь не обязательна? - спросил я.

Андрей рассмеялся:

- Анхель, ради всего святого, только не с таким серьезным видом!

Я смутился. Действительно, мы с Дани­лой, наверное, смотрелись сейчас чересчур се­рьезно. Но как иначе относиться к этому раз­говору? Андрей отвечает на вопросы, которые мучили нас так долго!

- Любовь, - продолжал Андрей, - за­мечательная дорога! Суфии - мудрецы ис­лама - считают ее наилучшей. Джами гово­рит: «Будь пленником Любви, чтобы обрести подлинную свободу от самопоклонения. Ты можешь испробовать сотню ухищрений, но только Любовь освободит тебя от самого себя. Счастлив тот, кому удался побег от собствен­ного „я" благодаря Любви». В сердце любя­щего нет ничего, кроме любви, а значит оно чисто и от него самого.

- У каждого свой путь, - тихо повторил Данила, словно про себя.

- Данила, - одобряюще обратился к нему Андрей. - Источник Света и не обещал ни­какой панацеи. Ведь так?.. Скрижали долж­ны были определить цели - то, чего мы дол­жны достичь, чтобы избавить себя от страха смерти. Сами, это наша работа. А чуда не будет. И не должно быть, это было бы не­правильно.

Кстати, даже я - человек неверующий, и то с удовольствием бы узнал эти цели. Мне не хватало этой определенности. Духовного наследия много, а ориентиров нет. Скрижали их дают. Страх смерти омрачает жизнь, и если ты действительно хочешь сделать свою жизнь светлой, ты можешь. Скрижали - это цели, а дорогу осилит идущий.

- Да, цели определены точно... - пе­чально согласился Данила.

Повисла пауза. Каждый думал о чем-то своем. А я гнал от себя мысли, озвученные в свое время индусом: «В Скрижалях заключе­ны великие истины, но это только истины», Данила, мне кажется, пытался примириться с мыслью, что найденные нами Скрижали не избавят мир от безумия. Он надеялся, что Скрижали смогут как-то разбудить спящие ду­ши. Но, скорее всего, Андрей прав: они по­могут лишь тем, кто сам хочет обрести Свет.

- Ну, что вы так погрустнели?.. - Анд­рей говорил с заботой и терпением. - У нас, кажется, подобралась милая компания. Интересные вещи обсуждаем. Право, взбодритесь!

- Послушай, - сказал вдруг Данила, - ты... А ты бы как сам прошел свой путь? Путь первой Скрижали?

- Хороший вопрос, - ответил он. - Я не сомневаюсь, что Скрижали «работают» толь­ко все вместе, все семь. У меня есть этому объяснение, но я скажу о нем позже. Что я могу сказать о своей первой Скрижали?.. Я - ученый. Ученый - это часть моего «эго». Самая большая часть. По сути, это и есть «я».

Я познаю мир и делаю это тем способом, который кажется мне наиболее правильным - логикой, анализом, опытом, экспериментом. Я люблю свой способ. Но правильного пути нет. И когда-нибудь я натолкнусь на какую-нибудь мелочь, которую мой разум не сможет понять, и это опрокинет все выстроенное мною здание.

Андрей вдруг замолчал, встал, пошел к плите, заправил кофеварку, вернулся к нам и продолжил:

- Я расскажу вам одну историю про буд­дийского монаха. Юноше, только что ставшему монахом, приснился сон. Отчетливый, яркий, словно и не сон вовсе, а явь. Во сне он увидел монаха-отшельника - счастливого, светящегося изнутри.

Седовласый, с длинной косматой бородой, истлевшей одежде, он сидел у своей хижины, высоко в горах. Рядом текла река, цвел ку­старник, пели птицы, а небо над ним казалось бездонным. И юноша понял, что во сне ему явился Посвященный - человек, который по­знал суть вещей и открыл в себе свет истины. Молодой монах узнал в этом человеке сво­его Учителя... На утро юноша обратился к наставнику: «Что бы мог значить этот сон?» Наставник покачал головой и ответил: «Толь­ко одно - тебе следует идти и искать этого монаха. Он твой Учитель. До той поры, пока ты не отыщешь его, ты не пробудишься».

Юноша наскоро собрался и отправился на поиски. Куда идти, он не знал, а поэтому по­шел наугад. Он пошел в горы. Его путь был долог, годы летели друг за другом - весны сменяли зимы, осень вновь и вновь приходила на смену лету. Юноша уже потерял счет вре­мени. Он жил своей мечтой.

Он исходил множество гор, был во многих монастырях. И всюду спрашивал об отшель­нике с косматой бородой, что живет высоко в горах в одинокой хижине. «Да, - отвечали ему. - Мы слышали об этом человеке. Иди вон туда, его видели вон на той горной верши­не». И юноша шел.

Но в какой-то момент в его сердце все-таки поселилось отчаяние. «Сколько же мне еще идти? - спрашивал он себя. - «Как мне быть, если я так и не найду своего Учителя?» - думал он, и сердце его замирало от тоски и печали. «Не нужно ли мне прекратить поиски и вер­нуться?» - этот вопрос приводил его в ужас.

Юноша совершенно выбился из сил. Он готов был остановиться. Но как теперь вернуться домой? Он так долго плутал, что забыл дорогу назад. И что он скажет своему наставнику? » Нет, я должен идти дальше! - сказал себе юноша. - я должен найти своего Учителя! Я сделаю это во что бы то ни стало!»

И его путь продолжался, хотя шел этот юно­ша уже без надежды в сердце, без веры в ус­пех. Он шел просто потому, что однажды ре­шил идти. И о чудо! Вот эта хижина! Он узнал ее! Вот тот ручей и цветущий кустар­ник! И птицы! Да, тут поют те самые птицы, которые однажды пригрезились ему во сне!

Юноша вбежал в хижину. «Учитель! Учи­тель!» - кричал он, обливаясь слезами радо­сти. Но хижина оказалась абсолютно пустой, в ней не было даже следов жизни. Юноша вышел из хижины и стал обыскивать местность вокруг. Но ни что не говорило о том, что здесь когда-либо жил человек.

Лишившись сил, юноша упал на берег реки и воскликнул: «Все, я сдаюсь! Я проиграл! Я возвращаюсь!» Но тут его взгляд упал на вод­ную гладь... Из воды на него смотрел совер­шенно седой старик с длинной косматой бо­родой, в истлевшей одежде. А вокруг, под бездонным небом, цвел кустарник и пели те самые птицы.

Мы с Данилой слушали Андрея с замира­нием сердца. Он рассказал нам о своем пути первой Скрижали. О своем пути от себя к себе. У него пытливый ум исследователя, го­тового измерить жизнь логарифмической ли­нейкой. Но когда-нибудь он достигнет осно­вы основ и увидит сокровенное зерно истины, которое нельзя понять рациональным созна­нием. «Все, я сдаюсь! Я проиграл! Я возвра­щаюсь!» - скажет он, и в тот же миг обре­тет себя. Себя настоящего.

Ведь что он ищет, если не самого себя? Что он пытается выяснить своими экспери­ментами и исследованиям, если не истину о самом себе? Да, все мы ищем себя. Но прав­да в том, что найти себя можно, лишь пре­кратив эти поиски.

Парадоксальная вещь. Андрей ищет себя, Кристина защищала себя, что-то подобное де­лаем и мы с Данилой. А ведь наша подлин­ная сущность уже в нас! И ее не нужно ни искать, ни защищать! Но чтобы соединиться со своей сущностью, нужно сдаться,

- Где-то далеко в горах у каждого из нас есть своя хижина, - улыбнулся Андрей. - Впрочем, может быть, и не так далеко, как кажется. Но попасть туда можно только од­ним способом - сказав самому себе: «Все, я сдаюсь! Я проиграл! Я возвращаюсь!»

Хочешь найти себя - откажись от себя. Хочешь освободиться от страха смерти - умри. Но убивать себя не придется, доста­точно убить в себе то, что боится умереть. И мы ведь боимся не настоящей смерти, мы боимся смерти своего «эго». А ведь его нет...

Раздался странный, непонятный звук. Мы все втроем обернулись и замерли, глядя на убегающий кофе.

- Нет, тебя это не касается! - пошутил Андрей, обращаясь с кофе.

Он поднялся из-за стола, взял кофейник и разлил остатки кофе по нашим кружкам.

- В турке, в кофеварке, в чашке - кофе остается кофе. Даже убегая, он остается кофе. Он не может убежать от себя. А мы можем. Но он не может и найти себя. А мы можем. Впрочем, я думаю, мы сильно удивимся, когда, обретя самих себя, увидим, что наши представ­ления о себе и мы настоящие - вещи друг с другом никак не связанные.

Я помню нашу первую встречу с Андреем. В кафе. Он сидел за небольшой перегородкой, так что ни я, ни Данила его не видели. Мы только слышали его слова: «Чтобы родиться заново, нужно умереть, а умирать страшно. Человек боится, цепляется за свою жизнь, за свою самостоятельность, за свое „эго". А в результате действительно умирает».

Он говорил об истине, заключенной в пер­вой Скрижали Завета, в тот день и в том месте, где и когда мы впервые повстречали Кристину. Он словно наперед знал, что бу­дет происходить с нами. Знал и предупредил. И не благодаря ли этому подслушанному нами разговору мы понимали потом, как помочь Никите и Кристине?

Сейчас мы расстались с Андреем до сле­дующего дня. Нам с Данилой нужно было подумать и чуть-чуть прийти в себя - от воспоминаний, от мыслей, от эмоций.

- Анхель, но неужели мы всего лишь искали цели. - Данила выглядел растерян­ным. - Конечно, это важно. Но...

- Хотелось бы большего, - согласился я.

Мы стояли на перекрестке и уже собира­лись переходить улицу.

- Данила! Анхель! - послышалось сза­ди. - Неужели это вы?!

Прежде чем обернуться, мы с Данилой, не веря своим ушам, переглянулись - послыша­лось? Нет, не послышалось. Нас окликнул Ни­кита. Тот самый!

- Господи, как я рад вас видеть! - Ни­кита светился изнутри. - У вас есть время? Ну хоть чуть-чуть? Мне так хочется с вами поговорить!

Мы сидели в кафе. Никита взахлеб рас­сказывал нам о своей маленькой дочке, о том, как счастлива Кристина... и о наших книгах.

- Ждем каждую новую с нетерпением! - говорил Никита. - И очень переживаем за вас.

- Ждете новую или последнюю? - спро­сил вдруг Данила.

- В каком смысле? - не понял Никита.

Действительно, откуда Никите знать, в ка­кую минуту он нас застал. После разговора с Андреем мы увидели все, что с нами происхо­дило, совершенно в ином свете. И теперь Да­нила пытался понять, каков же на самом деле смысл наших с ним поисков да и самих Скри­жалей.

- Ну, вы ждете Скрижалей, или... - Данила замолчал, подбирая нужное слово, - просто книгу?

- Мы ждем... - задумался Никита. - Нет, ну Скрижали, конечно, интересно было бы узнать. Но я так понимаю, что дело-то не в них.

- А в чем?! - меня словно молнией пронзило.

Никита посмотрел на меня с удивлением. Ему, наверное, и в голову не приходит, что зна­чит для меня писать эти книги. Я же не пони­маю, как их читают. Я не знаю, что в них ищут и что находят. Да, я рассказываю истории, но ведь это не хроники, не летопись. Каждая из книг - нечто важное, что нам с Данилой уда­лось пережить, узнать и понять.

- Анхель, на этот вопрос трудно отве­тить, - смутился Никита. - Вот, напри­мер, Кристина. Она читает эти книги из-за людей, о которых они написаны. Она думает о тех, кто переживает боль и отчаяние, о тех, кто мучается от страха или одиночества. Вы так пишите, что она как бы проживает их жизни. Ей это важно.

- А зачем? Зачем?! - волновался и не понимал я.

- Анхель, Данила, вы помогаете этим лю­дям, как когда-то помогли и нам с Кристиной. Но вы же не просто, как спасатели МЧС, вы­ручаете попавших в беду. Вы, как бы это ска­зать, меняете их сознание. И если ты сопере­живаешь этим людям, если ты понимаешь их, то потом выход, который они благодаря вам находят, становится и твоим выходом...

- Никита, - спросил Данила, - а что эти книги значат лично для тебя?

- Для меня?.. - было видно, что ответ вертелся у Никиты на языке, но он не знал, как его сформулировать. - Если совсем просто сказать, то для себя я понял, что все в моей жизни происходит по моей воле. Я понял, что я могу свою жизнь делать - поступками, чув­ствами, мыслями. Я понятно объясняю, нет?..

- Ну, почти понятно, - протянул я.

- И с каждой новой книгой, - продол­жил Никита, - понимаешь, где у тебя внут­ри... Как бы это сказать?.. Пустота. Да, пу­стота! Пустота, о которой ты и не подозревал. Незаполненная часть души. Существующая, по еще как бы не приведенная в действие. И каждая новая книга открывала мне какую-то часть моей души. Мне самому!

Понимаете, раньше я всегда заботился о том, что вокруг меня. Как меня воспринима­ют другие люди, как ко мне относятся, чего я добился и тому подобное. Я совершенно не думал о том, что у меня внутри. Мне каза­лось, что у меня есть внутренняя жизнь, а на самом деле, это были лишь отголоски жизни внешней. Не внутреннее, не настоящее.

А теперь у меня появилась жизнь внутри. Понимаете?.. Меня стало двое. Прежний - презентабельный молодой доктор, яркий, ус­пешный. И новый - я настоящий, чувству­ющий, думающий, понимающий. И второй мне нравится больше. Он лучше, он глубже, он честнее. И еще он свободный. Внутри... Ерун­ду я говорю, да? Непонятно. Но вот так...

Никита смутился, а мы сидели с Данилой перед ним, как воды в рот набравши. Только кивали головами и все. Что сказать - не зна­ли. Путано, сложно Никита говорил нам одну очень простую вещь: «Я начинаю жить». Вот они - поиски Скрижалей...

Вторая Скрижаль

:: к оглавлению ::

- В книге «Всю жизнь ты ждала» вы только начали поиски. И почувствовали, что находи­тесь перед выбором, - рассказывал Андрей следующим утром. - Вы спрашивали себя: «Что мы делаем? Ради чего? Какова наша цель?». Спрашивали и отвечали: «Да, мы ищем Скрижали. Но прежде всего мы должны по­мочь тем, кто уже сейчас нуждается в нашей помощи - Кристине, Никите, их маленькой, еще не родившейся дочери».

Андрей открыл «Всю жизнь ты ждала» и зачитал вслух отрывок из «Эпилога». Тогда Данила спросил меня, поменял бы я счастье Кристины на Скрижаль. Я замялся, а он от­ветил не раздумывая: «Я не хотел, чтобы она умирала. Остальное - ерунда!»

- И еще, - добавил Андрей, - мне показалось не случайным, что в конце книги появились слова колыбельной. Это странно... Но если задуматься? Ни один из мужчин Кри­стины никогда не относился к ней так: «Мо­жешь отнять покой, можешь махнуть рукой, можешь отдать долги, можешь любить других, можешь совсем уйти, только свети, свети».

- И что ты по этому поводу думаешь? - спросил Данила, не понимая, как связаны друг с другом эти два факта.

- Я думаю, что это вторая Скрижаль За­вета, - спокойно и уверенно ответил Анд­рей. - Она о «Другом». О Другом с боль­шой буквы. Об этом писали Мартин Бубер, Карл Ясперс, Мартин Хайдеггер, Жан-Поль Сартр, Людвиг Бинсвангер и многие другие философы-экзистенциалисты, а также пред­ставители феноменологии и позднего структу­рализма. Одним из первых, кстати, был наш Семен Людвигович Франк...

- О «Другом» с большой буквы? - недоверчиво и непонимающе переспросил Данила.

- Так и есть, Данила! - подтвердил он. - Так и есть! «Другой» с большой буквы - это философское понятие. И оно дей­ствительно описывает смысл второй Скрижа­ли. Как я сразу об этом не подумал?! И ты... ты ведь сам мне об этом говорил! Ну помнишь, когда мы были у Кассандры?

- Но я не имел в виду никакой филосо­фии... - растерялся Данила.

Мне приходилось читать Бубера и Сарт­ра. Но только сейчас я понял, что «Другой», о котором они писали, это как раз и есть сущ­ность второй Скрижали Завета.

И опять я почувствовал сильное волнение. Я понял, что и в этот раз мы знали Скри­жаль прежде, чем начали искать ее, встре­тившись с Ильей и Катей! Неужели так мо­жет быть - ты уже пережил истину, но еще не понимаешь ее?..

Частенько люди рассуждают о вещах, не имея о них ни малейшего представления. Но что за странное дело: получается, у нас были и опыт, и понимание, но мы сами не осознавали этого. Кто-то должен был указать нам на это пальцем.

Андрей увидел некоторую растерянность на наших лицах и поспешил успокоить:

- Посмотрим на наши критерии. Спря­тать вторую Скрижаль Завета в Илье - идея потрясающая. Многие из нас недовольны ми­ром, многие не в восторге от людей. Но в Илье эта ненависть доведена до предела. В «Пре­дисловии» вы вспоминаете Ницше. «После­дний твой грех - сострадание!», - говорит его Заратустра. Чудовищный текст, правда? Бездна одиночества!

- И при чем тут «Другой» с большой буквы? - Данила все еще не понимал, о чем мы с Андреем думали.

- Чтобы ответить на этот вопрос, Данила, нужно сначала понять, что такое одиночест­во, - начал объяснять Андрей. - Вот че­ловек говорит: «Мне одиноко. Я совсем один». Но вокруг него люди - родственники, зна­комые, сотрудники, часто даже друзья и су­пруги! О каком одиночестве идет речь?!

На Робинзона Крузо такой человек, мягко говоря, не похож. И он не одинок, он чув­ствует себя одиноким. Это, как ты понимаешь, разные вещи. Кстати, «Меня никто не понимает. Меня никто не любит. Я никому не нужен» - все из этой же серии. Остается выяснить, почему он себя так чувствует.

Можно подумать, что виноваты окружаю­щие: они не понимают нашего «одинокого вол­ка», не ценят его, не любят, игнорируют его оди­нокую душу. Но если бы это действительно было так, то его душа чувствовала бы агрес­сию со стороны окружающих, а не собствен­ное одиночество.

Так что проблема «одинокого волка» не в том, что к нему как-то не так относятся, а в том, что он сам не замечает других людей. Он скон­центрирован на себе. Он думает: «Меня дол­жны понимать». И все изменилось бы, спроси он у себя: «А понимаю ли я тех, кто рядом?» Ему кажется, что его не любят. А кого он любит?

Вобщем, от чувства одиночества можно из­бавиться только одним способом - начать интересоваться кем-то, кроме себя!

От неожиданной простоты и прозрачности этого вывода мы с Данилой расхохотались.

- Да, с одиночеством я все понял, - сквозь смех произнес Данила. - А кто та­кой «Другой»?

- «Другой» - это тот, кого нужно по­чувствовать как себя, - улыбнулся Ан­дрей. - Человека можно просто знать - как его зовут, какого он пола, возраста, профес­сии, вероисповедания. Можно быть в курсе его интересов, мыслей, переживаний. А можно от­крыть в нем целый мир, почувствовать его. «Другой» - это тот, с кем ты не играешь, а живешь.

Данила, помнишь, вчера ты пытался рас­сказать о себе, начиная каждое свое предло­жение со слов: «Я - это...». Много ты рас­сказал нам о себе? Ничего. Ты мог описать куклу по имени «Данила», но не себя. Твоя уникальность уникальна, о ней нельзя расска­зать словами. Ее можно только почувствовать. Так и с «Другим». Это не набор характерис­тик, это ощущение его уникальности, это его неизъяснимость...

- Маленьких мальчиков, - говорил Андрей, - часто считают жестокими. И правда, маль­чишки способны на ужасные вещи. Они, слу­чается, мучают и даже убивают животных, из­деваются над ребятами, которые не могут за себя постоять, доводят до слез близких и род­ных. Но настоящая ли это жестокость? Нет.

Эти ребята уже знают, что им самим мо­жет быть больно - они боятся боли и не хотят, чтобы им делали больно. Но они еще не понимают, что и другие живые существа способны испытывать боль, мучиться и стра­дать. Ребенок не видит не только «Других», но и просто другие люди для него пока толь­ко куклы.

Он принимает в расчет свои чувства и ни­чего больше. Для него имеют значение толь­ко его собственные желания, а не чужие. А то, что другие люди такие же - с чувствами, желаниями и мечтами, - детям неизвестно. Они сконцентрированы на себе. У взрослых, переживших боль и страдание, иногда случает­ся что-то подобное; только на другом уровне.

И тут я вдруг вспомнил, каким мы узнали Илью. Он явился Даниле в видениях, окутан­ный опаляющим холодом своего одиночества. Он видел только себя, себя одного. Прочие были для него куклами, пешками, зверьками. И ему было больно. Больно, потому что быть одному среди людей - это больно. Видеть только себя - это больно.

«Вы решили за мои деньги рекламировать человека?! - кричал он на директора ре­кламного агентства. - Я не собираюсь рек­ламировать дерьмо!»

И могло показаться, что он ненавидит мир, ненавидит людей. Но на самом деле Илья не­навидел только себя. Никого больше. И не понимал этого, не отдавал себе в этом отчета. Он только кричал. От боли. И все. Но кто делал ему больно, если не он сам? Почему? Потому что он чувствовал только себя. Пол­ное одиночество.

- Перемены, которые случились с Иль­ей, - продолжал тем временем Андрей, - начались, мне кажется, в тот миг, когда он увидел умирающего мальчика, сбитого его машиной. Вот послушайте...

Андрей открыл «Возьми с собой плеть» и прочел:

«Илья опустился на колени и аккурат­но приподнял его голову. По рукам побежа­ла теплая, вязкая кровь. Юноша слегка по­вернул глаза и встретился взглядом с Ильей.

- Что со мной?.. - прошептали его губы. - Яумираю?

- Похоже на то, - ответил Илья

- Как это не вовремя... - протянул юноша и улыбнулся. Он словно бы и не опечалился от этой новости, а просто досадовал.

- Да, наверное, - Илья вдруг поймал себя на мысли, что всегда хотел видеть себя таким - светловолосым, голубоглазым, слегка курносым.

- Это ты убил меня, да? - в глазах молодого человека мелькнуло недоверие.

- Да, я, - Илья сглотнул слюну, что­бы растопить застрявший в горле ком.

- А почему плачешь?

- Я? Плачу? - Илья протер полные слез глаза.

Он и забыл, как это бывает, когда плачешь. - Я не плачу».

- Знаете, - Андрей отложил книгу и посмотрел куда-то в сторону, - когда я про­чел это, я вспомнил сказку про Снежную Ко­ролеву. Я вспомнил мальчика Кая, которому в глаза и в сердце попали осколки волшебно­го зеркала. Они не убили Кая, но его не ста­ло. Полное одиночество.

- И помнишь, Данила, как он потом из­менился? - не выдержал я, понимая, что и третий основной критерий Андрея здесь тоже сработал. - В мире Ильи появились люди. «Другие». Он стал нуждаться в людях. Про­сто видеть их глаза и чувствовать жизнь за их глазами. Их собственную, их уникальную жизнь!

Андрей пролистнул несколько страниц «Возьми с собой плеть» и снова начал читать:

«Илье вдруг надрывно, до боли захоте­лось с кем-нибудь поговорить, просто об­молвиться парой слов. Пусть эта беседа не будет долгой, пусть у нее не будет ни цели, ни смысла. Просто пусть она будет. Разговор ни о чем, просто. Просто глаза в глаза, и ничего больше. Ведь важно же в конце концов не то, о чем ты говоришь или что тебе говорят. Важно то, что тебя слуша­ют и ты слушаешь...

Просто две души, разговаривающие ни о чем. О чем они разговаривают? Не зная того сами, они говорят о вечности.

Слезы застилали Илье глаза. Ему вспом­нилось одиночество булгаковского Пилата. Нет, ему не нужна была вера. Просто чело­век, с которым можно было бы перекинуться парой слов. Слово - как молитва, как связу­ющая нить, идущая, подобно Христу, по воде из вечности одного одиночества в вечность другого. Господи, зачем он жил все эти свои тридцать лет?! Как их потратил?!»

- Да... - Данила обхватил голову рука­ми, его пальцы потерялись в солнечно-желтых волосах. - Все правильно. Он был совсем один. Совсем. Спрятался от мира. И пере­стал замечать тех, кто рядом. А без этого жизни нет. Только ощутив приближение своей физической смерти, он захотел жить. Жить - это любить ближних.

- И это не просто любовь, - добавил Андрей, - это освобождающая любовь.

- Освобождающая?.. - не понял Данила.

- Да, - подтвердил Андрей. - Часто любовь обременяет. Тебя любят и хотят ви­деть каким-то. Вгоняют в прокрустово ложе. Объясняют тебе это по-разному: «для твоей же пользы», «просто потому, что так лучше» или «потому что я люблю тебя». Ты должен соответствовать некоему образу. А твое это или не твое, хорошо тебе в этом образе или нет - влюбленного не интересует. Он не видит в тебе «Другого». Он видит в тебе то, что хочет видеть, но не тебя.

- И поэтому ты вспомнил песню, кото­рую я пел Кристине? - догадался Данила.

- Да, конечно. «Можешь любить дру­гих, можешь совсем уйти, только свети, све­ти», - повторил Андрей. - И этому Илью научила Катя. Она увидела в нем «Другого», подлинного, настоящего Илью. Она любила его по-настоящему, освобождая.

Андрей открыл «Возьми с собой плеть»:

«Катя сидела на холодном полу камеры и раскачивалась из стороны в сторону. Слезы двумя ручейками сбегали по ее ще­кам и падали Илье на лицо. Прижимая к груди его голову, прикрыв рукой его распластавшееся по полу тело, она, как загово­ренная, повторяла и повторяла странную, непонятную ей самой фразу:

- Смерти нет... Смерти нет... Смер­ти нет...

Откуда взялась эта фраза? Что она для нее значила? Зачем она ее повторяла? Этого Катя не знала. Но она знала толь­ко одно - это правда. Правда, в которую она верит, даже если все вокруг нее будет свидетельствовать об обратном.

- Что... Что ты говоришь? - прошеп­тал Илья, медленно приходя в сознание.

- Я тебя не могу потерять, - отве­тила Катя, глядя на Илью. - Ты моя кровь, Илья. Моя кровь. Не люби меня, не надо. Ты только живи, ладно? Мне бы знать только, что ты живешь...».

- А почему она повторяла эти слова - «смерти нет»? - спросил Данила, когда Ан­дрей закончил читать.

- Платон говорил, что истинно влюблен­ный становится другом вечности, - улыб­нулся Андрей. - У влюбленного вырастают крылья - рассказывал Платон. Они подни­мают его на небесный свод. Там в своих ве­ликолепных колесницах кружат божества, там всюду свет и величие. Может быть, поэтому Катя знала, что смерти нет...

У меня вдруг защеми­ло сердце. Мы с Да­нилой были свидетелями смерти Ильи. Но Да­нила видел только то, как умерло его тело. А и видел, как умирала его душа. И я никогда не забуду, как, не имея никакой надежды на спасение, он продолжал бороться. Стоя на дороге к смерти, содрогаясь от спазмов и боли, он просил меня:

«Нет, Анхель, смотри мне в глаза, пожа­луйста! Я буду держаться столько, сколько смогу. Но сегодня я умру, я уже знаю это. Знаю точно. Смотри мне в глаза, Анхель, это единственное, что меня держит. Анхель, по­моги мне, я буду стараться...»

Я часто переживаю эту сцену во сне. Раз за разом. Это мой ночной кошмар. И вдруг я увидел ее наяву. Она словно бы пронеслась мимо моих глаз.

- Башня... - прошептал я. Данила удивленно посмотрел на меня:

- Что «Башня»?

- Что значила эта «Башня» на дороге?! - прошептал я. - И голос...

Я вдруг понял, что загробный мир есть, и он ужасен. Это ощущение было настолько реальным, настолько отчетливым и ясным, что меня затрясло.

- Данила, - с трудом вымолвил я, - это был Ад!..

- Нет, не может быть, - Данила ощу­тил мой ужас и попытался отмахнуться от не­го, словно человек, проснувшийся после ноч­ного кошмара.

- Точно тебе говорю, Данила. Тьма... - меня охватила паника.

- Что «Тьма»? Какая «Тьма»? Анхель, успокойся! Ради всего святого, успокойся! - чуть не закричал Данила.

- Даже если мы узнаем Скрижали, мы не знаем, что такое Тьма!

Я хотел, чтобы Данила меня услышал! Я понял вдруг что-то очень важное. Что-то, о чем мы до сих пор не думали.

- Данила, - Андрей говорил серьезно и сдержано, - в «Предисловии» к книге «Возьми с собой плеть» Анхель рассказыва­ет о «точке сборки». Я понимаю это так: раз­ные глаза видят разное. И у каждого из нас троих своя «точка сборки».

Я - ученый. И все вижу под этим углом зрения. Я не верю в другие жизни, в парал­лельные миры, в воскрешение, в Бога, во «Тьму», в «Свет». Это моя «точка сборки», я так вижу. И мне кажется, что все можно объяснить научным методом.

У тебя, Данила, своя «точка сборки». Я бы назвал ее «точкой сборки» мудреца. Ты смотришь на жизнь, не впадая в крайности. Ты не отрицаешь потустороннее, если, конеч­но, на то у тебя есть основания. Но ты и не веришь никакой мистической концепции, по­тому что концепция как таковая - это не факт, она лишь интерпретирует факты.

У Анхеля своя «точка сборки». Она отли­чается и от моей, и от твоей. Благодаря этому он видит то, о чем рассказывает. Нам это ка­жется странным и неправдоподобным. А как иначе? У нас ведь другие «точки сборки». Поэтому каким бы безумным ни казалось нам это утверждение, мы должны принять его к сведению.

- Знаете, это ведь у нас все время про­исходило, - признался Данила. - Рассуд­ком я понимаю, что мои видения - ненор­мальность. Но они согласованы с реальностью. В противном случае мы бы не находили всех этих людей. Я вижу их в своих видениях. И вы правы, я не верю в Тьму, а Анхель ве­рит. Вобщем, да - для меня это проблема.

Данила задумался, не зная, что сказать, не понимая даже, что именно его тревожит.

- Послушайте меня, - взмолился я. - Тьма есть! Раньше я об этом только ду­мал, но сейчас я это почувствовал! Да! Правда!

- Анхель, - обратился ко мне Анд­рей, - я расскажу тебе одну историю. Од­нажды мудрец повстречал царя.

«Откуда ты идешь?» - спрашивает его царь.

«Из ада», - отвечает мудрец.

«И что же ты там делал?» - удивился царь.

«Мне нужен был огонь, - объяснил муд­рец. - Я спросил, не поделятся ли они со мной огнем. Но их предводитель сказал мне, что они огня не держат. Ну, я удивился - как же так? А он мне и отвечает: „Говорю тебе, здесь огня нет, сюда каждый приходит со своим собственным"».

Вот такая история. Я не верю в Тьму, Ан­хель, но одно скажу точно: чем бы она ни была, она вряд ли сможет нас удивить.

Эти слова Андрея прозвучали для меня как гром среди ясного неба. Даже если нам и пред­стоит встреча с Тьмой, мы не должны подда­ваться панике или страху. Какой бы злове­щей и пугающей она нам ни казалась, она не больше нашего собственного страха. Челове­ку не может выпасть ноша больше той, что он способен вынести.

Я немного пришел в себя.

- Андрей, Данила, давайте поторопимся. Про­йдем Скрижали чуть быстрее, - попросил я. - У меня не самые хорошие предчувствия. Ладно?

- Ничего не имею против, - сказал Ан­дрей и продолжил свой рассказ о смысле вто­рой Скрижали. - Ну так вот, по всему вы­ходит, что вторая Скрижаль Завета говорит нам: ты узнаешь свою душу только через другую.

Наше «эго» - это мысли, чувства, опыт, это те роли, которые мы привычно играем в отношениях с окружающими. Но первая Скри­жаль указала нам на необходимость отказаться от своего «эго». Что дальше?

Теперь наша истинная сущность должна найти себя. Но в этом ни мысли, ни чувства, ни опыт ей не помогут, ведь они питают «эго». Как же быть? Нужно увидеть истинную сущ­ность другого человека, и тогда наша собствен­ная проявит себя в резонансе с ней.

- Все правильно, - ответил Данила. - Но как это сделать?

- Не знаю, насколько тебе понравится мой ответ, Данила, но я снова расскажу исто­рию, - сказал Андрей. - И опять про ад. Точнее - про ад и про рай. Говорят, что один человек мучился вопросом - стоит ли рай того, чтобы стремиться в него попасть?

«Мы же не знаем, чего нам ждать от за­гробной жизни, - рассуждал он. - На­верняка о ней никто ничего не знает».

И все люди смеялись над этим человеком.

«Ты сумасшедший! - говорили одни и кру­тили пальцем у виска. - Конечно, стоит, ведь это рай!»

«Ты все равно этого не узнаешь, - со­чувственно разводили руками другие. - Что­бы узнать это, надо умереть».

«Какая разница? - заявляли третьи и фыр­кали. - Человек об этом не должен думать! Совершая благие поступки, нельзя думать о награде. Мы должны просто служить своему Господу, и все!»

В общем, никто не поддержал этого пыт­ливого человека. Но Господь отнесся к его вопросу с пониманием и сочувствием. Коман­дировка была оформлена, и наш герой увидел ад и рай еще до своей смерти.

Когда он вернулся, его немедленно обсту­пили первые, вторые и третьи:

«Ну, что там?» - спрашивали они.

«В аду я застал такую картину, - при­нялся рассказывать им этот человек. - Длинный-длинный стол. За ним друг на­против друга сидят люди. Множество лю­дей. Стол заставлен яствами - красивыми, аппетитными! Такими, каких я в жизни не видывал! Ароматы и запахи щекочут нозд­ри, слюни текут по подбородкам. Но не­счастные грешники не могут съесть даже крошки! Они ужасно, нестерпимо голодны, они пожирают еду глазами. Но и только... Гак что правду говорят: за грех мы обрече­ны на вечную муку!»

«Какой ужас! Какой ужас! Но почему же?! - спрашивали первые, вторые и тре­тьи. - Почему эти несчастные не могут от­ведать яств со стола?!»

«Все очень просто, - ответил человек. - Их руки не сгибаются в локтях, они словно одеревенели. Как ни старайся, с такими рука­ми крошки в рот не положишь!»

«Ааа, точно...» - понимающе ответили первые, вторые и третьи, и уже через мгнове­ние с живым интересом принялись расспра­шивать путешественника о том, что он видел в раю.

«В раю я увидел ту же самую картину», - невозмутимо ответил тот.

«Как ту же самую?.. - люди не поверили своим ушам. - Не может быть!»

«Может! Я вам правду говорю! Тот же стол, люди так же сидят друг напротив друга, те же аппетитные яства...», - отвечал человек.

«Но, значит, у них сгибались руки...», - предположил кто-то из слушателей.

«Нет, не сгибались», - пожал плечами человек.

«Ну, значит, они просто больше не ис­пытывают голода», - предположил кто-то другой.

«Нет, они испытывают голод. Еще ка­кой!» - ответил человек.

«Так значит и в раю, человек испытывает муки...» - решил еще кто-то, и с ним все согласились.

«Нет, не испытывает», - отрицательно по­качал головой человек.

«Но как же такое может быть! - взмоли­лись люди. - Ведь все то же самое, что и в аду!»

«Да, - согласился человек. - Только в раю они кормили друг друга...»

- Они кормили друг друга, - повторил Данила. - Да, все правильно. Это вторая Скрижаль.

Третья Скрижаль

:: к оглавлению ::

Мы решили, что не будем откладывать об­суждение третьей Скрижали до завтрашнего дня. Но чтобы не сидеть в душном помещении, вышли на улицу. Андрей предложил прогулять­ся по парку, и мы с Данилой согласились.

- Постой, но разве в книге «Возьми с со­бой плеть» сформулирована суть третьей Скри­жали? - спросил я Андрея. - Я сейчас опять вспоминал историю Ильи. По-моему, ничего подобного там нет.

- Думаешь? - улыбнулся Андрей. - А ты не помнишь, что написал в «Эпилоге»? Точнее, что тебе в «Эпилоге» сказал Данила...

- Данила?.. - я попытался припомнить и об­ратился к другу: - Данила, а о чем там «Эпилог»?

- О «точке отсчета», - укоризненно покачал головой Данила.

- Ах, да! - вспомнил я. - Точно!

Действительно, Данила рассказал мне тог­да о своей «теории». Идея о «точке сборки» не пришлась ему по вкусу. Она казалась ему слишком странной и непонятной. Но мои объяс­нения натолкнули его на одну очень интерес­ную и важную мысль.

Все, что происходит с человеком, - это только события. Как к ним относиться, как вос­принимать эти события - он решает сам. Он может видеть «проблемы» во всем, что с ним случается, и мучиться. Но у него всегда есть выбор, он может думать об этом и иначе.

«- Слушай, - сказал мне тогда Данила, - ну вот мир посылает тебе какого-то человека, хорошего или плохого, за помощью или с помощью - неважно. В этом должен быть какой-то смысл?

- Наверное, должен... - ответил я.

- А я теперь уверен, что должен! Я как прочел вторую Скрижаль, сразу во мне что-то переменилось. Во всем есть смысл! Этот чело­век, которого тебе мир послал, очень важное в твоей жизни событие. Может быть, он испы­тание для тебя, а может быть - тайна, ко­торую тебе предстоит открыть. Общаясь с ним, ты, возможно, узнаешь что-то для себя важное, или что-то про себя самого, о чем рань­ше и не догадывался. Все это мир дает тебе через него! И благодаря этой случайной встре­че ты можешь стать сильнее, умнее, больше, тоньше, глубже... Все это преображает тебя!

- Одна и та же ситуация может восприни­маться и как бремя, и как подарок! Как же это просто быть счастливым! - воскликнул я тог­да. - Просто пойми: все, что ты делаешь, и все, что происходит с тобой, - это подарок!»

Именно об этом и рассказала нам третья Скрижаль Завета.

- Ну что, анатомировать третью Скри­жаль? - спросил Андрей и подмигнул Даниле.

- Безусловно! - ответил тот и рассмеялся.

- Нe знаю, что из всего этого было на самом деле, а чего не было, - начал Андрей. - Но это и неважно. Я отношусь к вашим книгам как к головоломке. И трудно не заметить, что «Эпилог» «Возьми с собой плеть» перекли­кается с «Прологом» «Учителя танцев».

В первом случае Данила рассказывает о «точке отсчета», то есть о том, что мир во­круг нас - это отражение нашего внутрен­него мира. У счастливого человека и мир счастливый. А у несчастного и страдающе­го и мир такой - несчастный, полный стра­дания.

Во втором случае Данила «перевирает» ис­торию Будды, рассказанную в книге академи­ка С. Ф. Ольденбурга. Я взял это издание в библиотеке и посмотрел, что именно «пере­врал», а точнее - перерасскаэал Данила.

«Чем Мара искушал Будду?» - вот во­прос, по которому у Данилы и Ольденбурга возникли разногласия. Досточтимый академик утверждал, что Мара воспользовался услуга­ми своих дочерей. Их имена - Вожделение, Неудовлетворенность и Страсть.

А Данила настаивает на том, что Будду ис­кушала Иллюзия. Не знаю, откуда у Данилы такие точные сведения, - улыбнулся Андрей. - Но он изложил самую суть подлинных искушений. С точки зрения буддизма, конечно.

Человека искушает Майя - то, что отсутствует, то, что, по словам Агвана, не имеет значения. На самом деле, Майя - это как раз то, что мы видим» о чем думаем и что чувствуем. Но это - ничто по сравнению с тем, что стоит за всей этой мозаикой жизни...

Буддист знает, что нет ничего, кроме вечности, кроме Нирваны. Он знает это так же хорошо, как суфий, знающий о том, что нет ничего, кроме Аллаха. Все остальное для них - тлен и метания духа. Настоящее и нена­стоящее - вот о чем третья Скрижаль.

Я замер. Замер, потому что до этого мо­мента я все еще сомневался. Мне казалось, что Андрей все-таки не сможет правильно «уга­дать» все известные нам Скрижали. Но сей­час я понял, что он не ошибется. И это даже испугало меня. Как ему это удается?!

- Хотя ваши читатели, я думаю, - до­бавил тут же Андрей, - решили, что третья Скрижаль посвящена страданию и счастью: «отрекись от страдания, выбери дорогу к сча­стью». Третья Скрижаль этому, конечно, не противоречит, но ее суть в другом...

Он прочел мои мысли! Да, так было со все­ми книгами, и особенно с «Учителем танцев». Когда я писал тексты, сами собой возника­ли разные уровни смысла. Это получалось не специально. Смысл Скрижали, словно желая остаться неузнанным, прятался за мыслями, которые в конечном счете и становились лей­тмотивом книги.

Иногда я намерено опускал некоторые под­робности. Например, с определенного момента мы с Данилой решили не давать географичес­ких привязок нашим поискам, Но в остальном тексты книг сами собой становились «ребуса­ми». Я как раз пытался добиться большей по­нятности... Но как Андрей их разгадывает?

- Когда я думаю о ваших героях, - про­должал Андрей, - о Кристине, Илье, Макси­ме - обо всех, я вспоминаю одну мою знако­мую. Она искренне верит в перерождение душ и в подобные вещи, к чему я, понятно, отношусь скептически. Но когда она начинает все это объяснять, даже у меня, несмотря на всю мою предубежденность, дух захватывает! Так вот, о таких людях, как ваши герои, она говорит - «старая душа»...

Что это значит, я могу рассказать только «теоретически». «Старая душа», как я пони­маю, это человек, который уже множество раз перерождался. Его душа прошла мириады ис­пытаний, познала взлеты и падения. И в кон­це концов обрела мудрость. В новое перерож­дение «старая душа» приносит свой прежний духовный опыт, И развивается не от нуля, а уже с высокого уровня. Примерно так.

Так вот, сейчас я должен составить психо­логический портрет Максима, а у меня на языке крутится одно и то же - «старая душа», «ста­рая душа», «старая душа». И какую же, черт возьми, Скрижаль было бы правильно спря­тать в «старой душе»?! В такой, старой!

Андрей продолжал шутить и смеяться. Причем делал он это необычайно светло и ра­достно, даже когда иронизировал. Я смотрел на него и удивлялся этой его загадочной спо­собности легко думать. Он размышлял о слож­нейших вещах без духа тяжести. Он делал их прозрачными и вглядывался в них, словно ре­бенок, любовался ими. Старая душа...

- И что я думаю?.. Я думаю, что старой душе всего сложнее даются простые реше­ния. Сложить два и два на примитивном каль­куляторе и те же два и два на самом совре­менном компьютере - это не одно и то же! Понимаете, что я имею в виду? Калькулятор справится с этим заданием в два счета, ком­пьютер еще даже не успеет операционную си­стему загрузить!

С другой стороны, ведь мы с вами хорошо знаем, что одна и та же мысль в устах мудре­ца и дурака - это две разные мысли. Про­стое решение «старой души» - это заверше­ние круга. «Молодая душа» может сказать: «Страдание - это ерунда!» Но что она зна­ет о страданиях? Нет, это лишь бахвальство. Когда же «старая душа» говорит, что страда­ние иллюзорно, мы видим величие духа.

Я слушал Андрея и думал. Я думал о нем самом, о Даниле. Они - «старые души». Очень трудно писать о «старых душах». Ка­жется, такой человек говорит простые и понят­ные вещи. Но из его уст они звучат совсем по-другому. Передают ли мои книги эту глубину? Боюсь, что нет. А мне бы так хотелось, чтобы многие люди могли прикоснуться к этой глу­бине, ощутить ее.

- Ну что ж, все необ­ходимые предвари­тельные пояснения сделаны. И я читаю очень важный кусок... - Андрей достал из кармана пиджака «Учителя танцев» и начал читать.

«И все же, я - стоик, - говорит Максимилиан Сексту. - И я верю, что мудрец, чьи суждения истинны, является единственным хозяином своей судьбы. То, что я почитаю - добродетель, справедливость, мою личную ответственность перед небом, - не может быть у меня отнято, и это моя судьба.

Никакие внешние силы не могут лишить меня моей добродетели, моего справедливого рассуждения, моей личной ответственнос­ти за мои поступки. Я - царь и господин своего внутреннего мира, и он неприкоснове­нен ни для императора, ни для черни.

Меня можно убить, обесчестить, ли­шить всего, что я нажил за сорок пять лет жизни. Но в главном: я - город, ко­торый нельзя взять штурмом, нельзя сжечь или разорить. Рим - можно, а меня - нет. И поэтому я ничего не боюсь».

Перед моими глазами пронеслись ужасаю­щие картины.

Горящий Рим. Сначала всполохи пламени в разных частях города, а потом все разрастающееся зарево, подобно гигантскому огненному зверю, пожирающее саму жизнь. Крики, стоны людей, паника, смерть.

Рим горит еще несколько дней. Но винов­ники пожара уже названы. Начинаются гонения на христиан. По приказу Нерона людей хватают прямо на улицах, разыскивают сред» обгоревших развалин, отряды преторианцев прочесывают окрестности Рима.

А тем временем на пепелище «вечного города», как грибы после дождя, растут амфитеатры - места будущих пыток и казней. Здесь люди будут умирать без счета. Рим хочет увидеть кровь, много крови. Рим хочет забыть о своем ужасе.

Максимилиан заточен в императорской тюрьме. Его камера похожа на огромную дворцовую залу - каменные полы, высокий свод­чатый потолок и большие арочные окна, гля­дящие на руины когда-то блиставшей величием столицы мира.

Нерон решил свести с Максимилианом сче­ты. Свободолюбивого сенатора нельзя запу­гать. Его легче убить, чем сделать послуш­ным. И случай представился. Теперь сенатор-стоик обвинен в симпатиях к христианам, и будет казнен вместе с ними.

- Максимилиан бесстрашен, - говорит Андрей. - Ведь он в ладу со своей совестью. Он честен с самим собой и верен самому себе. Ему просто нечего бояться. Как можно бояться, если ты не сделал ничего предосуди­тельного? «Нет, страх - это слабость, - рассуждает Максимилиан. - Страшась, ты предаешь самого себя. Это недостойно». То же самое и Максим: «Будь самим собой, и те­бе нечего будет бояться». Но оба страдают...

В чем же причина их страдания? «Потому что я не знаю, в чем смысл страдания!» - говорит Максимилиан. Он спрашивает себя об этом - и наталкивается на пустоту. За дверью его камеры уже стоит смерть, а он так и не понял этого! Какой в нем смысл?! Зачем это дано человеку?! Ради какой цели?! Нет ответа. Пустота. И то же самое Мак­сим. Он нашел себя, свое дело. И вдруг жизнь отнимает у него это - он парализован.

Я вспомнил Максима. Танец был для него всем. Еще в детстве знахарка сказала его ма­тери: «Он будет у тебя учителем... учителем танцев! Только этим и спасется!» И танец, действительно, открыл ему жизнь. Максим вы­порхнул в нее благодаря танцу, словно птица через малюсенькую дверцу золоченой клетки.

«Легкие, семенящие, как капель, шаги к краю сцены, парящие, почти невесомые руки. И вдруг - будто бы вырвавшийся из груди крик - резкий прыжок...

Через мгновение Максим снова потерял себя. Он не чувствовал собственного тела, не контролировал своих движении и даже не понимал, что именно он делает. Он просто жил - вдруг, внезапно, по-настоящему.

Пробежка, фуэте, изгиб тела, гран бат­ман, прыжок жете - один, другой, третий, падение, и снова, снова полет.

Нет, не натянутые струны напрягает в этот момент резонаторы скрипок и виолон­челей. Нет, это его душа - чистая, еще со­всем юная - рвалась на свободу. И каждый миг, каждое движение открывали ее чему-то высшему, чему-то, у чего нет названия.

Танец был его жизнью, его внутренним миром, его Вселенной.

Максим не танцевал - он священнодей­ствовал, являя в танце чудо собственного преображения. Из угловатой, нерасторопной гусеницы он вдруг превратился в парящую бабочку - величественную, царственную в своем утонченном изяществе».

- Да, трудно представить себе более под­ходящую кандидатуру на роль хранителя тре­тьей Скрижали, - расслышал я голос Анд­рея сквозь пелену нахлынувших на меня воспоминаний. - И Максим, и Максимили­ан - они превозмогли свою боль. Один от­лучен от танца, которым он жил, другой при­говорен к смерти. Но они держат удар. Их беспокоит только судьба женщины - Ани, Анитии.

- Но почему ты думаешь, что именно в таком человеке нужно было прятать третью Скрижаль? - перебил его Данила.

- Очень просто, - улыбнулся Андрей. - Сказать, что все иллюзия, может кто угодно. Большого ума для этого не требуется. Но от Максима и Максимилиана нужно было боль­шее. Это «утверждение» должно было стать частью их самих. Но как?! Они победили стра­дание в своей жизни. Они воины. Они умеют держать удар. Они не сдаются. Они знают, как это - быть. Они Учителя! И теперь частью их самих должна стать фраза: «Все иллюзия». Немыслимо!

- Да, действительно, - согласился Да­нила. - Я как-то об этом не подумал.

- Они боролись со страданием, это был их душевный труд. Они искали выход и на­шли его. Но когда они победили страдание, когда они смогли отодвинуть его от себя, на­учились смотреть на него со стороны, оказа­лось, что они боролись с иллюзией! Проблема простого решения.

- Выбрать дорогу к счастью? - уточнил Данила.

- А что может быть проще? Не бороться со страданием, а пройти мимо него ответил -

Андрей. - Я слышал историю про одного ду­ховного учителя. Этот странный человек всю свою жизнь оставался счастливым, улыбка ни на секунду не сходила с его лица! Вся его жизнь была словно бы исполнена ароматом праздника...

И даже на смертном одре он продолжал весело смеялся. Казалось, что он наслаждает­ся приходом смерти! Его ученики сидели во­круг - озадаченные, растерянные - и не­доумевали.

Наконец, один из них не вытерпел и спросил:

- Учитель, почему Вы смеетесь? Всю жизнь Вы смеялись. Но мы так и не решились спросить у Вас, как Вам это удается. А сейчас мы и вовсе растеряны. Умирая, Вы продолжа­ете смеяться! Но что же в этом смешного?!

И старик ответил:

- Много лет назад я пришел к моему Учи­телю. Я был тогда молод и глуп, как вы сей­час. Мне было всего семнадцать лет, а я уже был страдальцем - измученным и озлоблен­ным на жизнь. Моему Учителю тогда было семьдесят, и он смеялся просто так, без всякой причины. Я спросил его: «Как Вам это удает­ся?» И он ответил: «Я свободен в своем вы­боре. И это мой выбор. Каждое утро, когда я открываю глаза, я спрашиваю себя: „Что ты выберешь сегодня - блаженство или страда­ние?"» И так получается, что с тех пор и я каждое утро выбираю блаженство. Но ведь это так естественно!

- И каждому из них - и Максиму, и Макси­милиану - эту истину помогла понять жен­щина, - Андрей покачал головой. - Муж­чины боролись со страданием, а женщины, исполненные силой своей любви, сами того не понимания, чутьем своего сердца, выбрали дорогу в обход страдания, дорогу к счастью.

Помнишь, Данила, ты сказал, что страда­ние - это препятствие человека на пути к самому себе. И это правда - мы не рождены для страдания, мы рождены для радости. Но многие ли знают об этом? И Аня говорит тебе натрясающие слова: «Счастье и страдание - но просто две разные дороги. Совсем разные! Остается только выбрать, по какой идти...»

И вдруг я заплакал. Заплакал, вспомнив ну картину - Максимилиана и Анитию на плитой кровью сцене римского амфитеатра. Максимилиан истекает кровью, у него вырван язык, тело распято на кресте и подвешено над клеткой с голодными львами. Анития идет к своему учителю по тонкому подвесно­му мосту, словно по воздуху.

«Почувствовав приближение Анитии, львы вдруг присмирели. Их гривы еще топорщились, они еще хрипели, вдыхая ноздря­ми воздух, но уже не рычали. Они скулили - жалобно, словно потерявшиеся котята.

- Она святая! Святая! - покатилось по трибунам шелестом тысяч губ.

- Над пропастью страданий лежит до­рога к счастью, - прошептала Анития, лас­кая нежным взглядом лицо любимого учителя. - И пока чувства живы, нет этой пропасти. Есть только одна - длинная-длин­ная - дорога к счастью. Слушай мое сердце, Максимилиан...

Но он не мог ей ответить, не мог вымол­вить ни единого слова, просто открыть рта. Он лишь качнул головой и улыбнулся одними губами, на которых багровела запекшаяся кровь. Нежность и благодарность его души была в этой странной улыбке.

Женщины на трибунах тихо плакали, муж­чины встали со своих мест и напряженно вгля­дывались в лица приговоренных.

Тревожный гудок сигнального рога разор­вал тишину. Тысячи грудей схватили воздух на глубоком вздохе. Сейчас рабы перерубят веревки, удерживающие крест над клеткой. Он упадет, и свирепые хищники в считанные секунды разорвут сенатора на части.

Раздался звук ударов по колодкам. Лебед­ки жалобно взвизгнули. Блоки на веларии за­трещали. Крест легонько качнулся, словно подбитая в полете птица, и пошел вниз.

- А-а-а... - протяжным стоном надор­вались трибуны.

Стоя на краю клетки, Анития держала огромный дубовый крест с распятым Максимилианом на своих тонких вытянутых руках. Казалось, время остановлюсь, замерло, не желало двигаться дальше.

Люди не верили своим глазам, тысячи глаз не верили самим себе.

„Отпусти... - шептала душа Максимилиана. - Ты не можешь..."

„Я могу... - отвечала душа Анитии. - могу..."»

- Да, - растерянно протянул я. - Дей­ствительно, речь в третьей Скрижали не о страдании и не о счастье. Речь о страхе пе­ред смертью. Он как тень ходит вокруг чело­века и не позволяет ему чувствовать себя сча­стливым. Но стоит понять иллюзорность всех этих метаний, и ты...

- Да, - подхватил мою мысль Анд­рей, - страх владеет нами, только пока мы верим в опасность. Страх владеет нами только до тех пор, пока мы боимся. А смерти нельзя бояться. Не «не нужно», а именно «нельзя», «невозможно». Мы ничего не знаем о смерти. Нам известно, что мы не сможем продолжать свое прежнее существование. Но и что с того? Что в этом ужасного?!

Мы боимся, предполагая худшее? Но почему мы не думаем о смерти иначе? Ну, например, как о новом рождении? Мы сами придумали себе эту опасность. С равным успехом мы мог­ли бы придумать и радость. Это наш выбор. И это говорю я - атеист, материалист и еще бог знает какой зануда! Даже я так говорю! Как же могут бояться смерти те, кто утверж­дает, что верит в Бога, в загробную жизнь?! Как?! Объясните мне!

- Буддисты же в Бога не верят, они ве­рят в Нирвану. Так? - уточнил Данила. - И они не думают о смерти. Они думают о новых рождениях.

- Данила, мне кажется, не совсем так, - ответил Андрей. - Нирвана, как и счастье, не могут быть «теоретическими». Человек или живет с этим, или нет. Поэтому в Нирвану нельзя верить - в ней можно только быть. И чем «старше душа», тем легче в нее по­пасть.

Сказав это, Андрей улыбнулся. А я поду­мал о нем. Я подумал о том, как деликатно он обходится с реальностью. Он не принима­ет на веру то, что требует доказательств и не имеет их. Но он точно так же не отвергает того, чего не может отвергнуть за отсутстви­ем контраргументов. «Человек или живет с этим, или нет. Поэтому в Нирвану нельзя верить - в ней можно только быть».

- Ну, теперь, я думаю, у нас есть все три критерия, чтобы сказать о сути третьей Скрижали, - Андрей в задумчивости остановился посредине парковой аллеи и смотрел себе под ноги. - Начало в предыдущей книге, психологический портрет Максима-Макси­милиана - главного героя в этой и, наконец, те перемены, которые произошли в нем к са­мому концу «Учителя танцев».

Вы написали, что Максим слышал то мое интервью на радио. Тогда я сказал: «Если вы смотрите на вещи поверхностно, вы неизбеж­но попадаете в западню. Так устроен наш разум - то, что на поверхности, его путает. Поэтому мы должны научиться видеть суть вещей, не то, что на поверхности, а то, что за этой поверхностью. Страдание - это испытание, да. Но у самого страдания нет сути. Оно - пустышка. А у счастья есть суть, тут даже объяснять нечего. И так во всем».

Я правда так думаю. И мне кажется, что Максим понял, что имеет значение, а что - нет. Сгоревший Рим, сгоревший дотла «веч­ный город» - это как символ, как воплоще­ние всего мирского - проходящего, суетного, сиюминутного. Никакое земное величие никогда не сравнится с тем, что стоит за ним; что было и есть в начале всего. И как за личнос­тью каждого из нас стоит наша сущность, так и за всем этим миром стоит его сущность. И это сущность Света.

«Все суета сует, все суета» - Максим-Максимилиан словно вторит Екклесиасту, с завещания которого вы начнете следующую книгу. «Но эта правда не обесценивает мир, - добавляет Максим-Максимилиан. - Ведь за всей этой суетой скрывается то, что поис­тине имеет смысл». Вот он - урок страда­ния. И смысл страдания в этом уроке. По­знавший эту истину может впредь страдать, а может чувствовать себя счастливым. Теперь это уже его собственный, личный, свободный выбор.

Только сейчас Андрей поднял глаза и улыбнулся:

- Кстати, - сказал он, - вот и горя­щий Рим.

- Где? - не понял Данила.

- Да вот! - Андрей указал рукой куда-то в сторону.

Мы с Данилой, словно по команде, обер­нулись. На стенде театральных афиш кра­совался огромный плакат с лицами Макси­ма и Ани.

В небольшом, но очень уютном театральном зале было не протолкнуться. Молодые ли­ца - красивые, умные, полные воодушевле­ния и оптимизма. Все они пришли на этот спектакль не случайно. Они пришли на него, потому что у них живые души. Я не знаю, как сказать об этом по-другому.

Но так есть - бывает, смотришь на чело­века, и понимаешь, что у него душа мертвая. Молодой или старый - все равно, он мерт­вый. А в другой раз смотришь на человека и видишь, что ему, несмотря на его шестьдесят или семьдесят - двадцать, а то и меньше. У него душа живая. В этом зале не было мер­твых душ.

Конечно, ни я, ни Данила не верили своим глазам, когда смотрели на этот плакат в пар­ке. Нам казалось, что это обман восприятия. Не может быть! Вчера мы совершенно слу­чайно встречаем на улице Никиту, сегодня мы натыкаемся на афишу, объявляющую о пре­мьере балета, поставленного Максимом.

- Вас надо поздравить! - шутит Анд­рей. - По вашим книгам уже балеты ставят!

- Это они по своей жизни балет ставят! - тем же тоном отвечает ему Данила.

- Они им живут, - добавляю я.

Третий звонок. Публика расселась по ме­стам и замерла. Свет становится все более при­глушенным и гаснет.

Звук внезапно врывается в зал, подобно ураганному шторму. Черная до того сцена озаряется вдруг солнечно-желтым светом. Он режет глаза, ослепляет. Несколько абстракт­ных геометрических форм создают полное ощущение панорамы целого города.

Это пиршествующий Рим, центр мира - праздный, беспечный, влюбленный в самого себя. Ничто не предвещает беды. Слава, бо­гатство и власть - что еще нужно, чтобы не думать больше ни о чем, кроме игр и развле­чений? Люди счастливы!

И пока одни торгуют заморским товаром, другие выгуливают свои новые наряды, а тре­тьи соревнуются перед публикой в ораторском мастерстве, двое - мужчина и женщина - рядом. Да, просто рядом.

Что бы они ни делали, они делают это вместе. Их шаг - это одно движение, мужская рука и рука женщины - словно одна пара крыльев, полуоборот головы его и ее - один полный круг. Они рядом - вне времени, вне пространства, вне мира.

Тревожные звуки наполняют пространство, они исходят откуда-то из глубины зрительного зала, из-за наших спин. Некоторые зрите­ли даже оборачиваются, не понимая, что про­исходит. Огненно-рыжие прожектора разре­зают воздух над нашими головами.

Рим полыхает. Паника. Истошные крики обезумевшей толпы. Величественные здания рушатся, складываются, словно карточные до­мики. Царственный Рим, едва вспыхнув, пре­вращается в жалкую горстку пепла. Смерть.

И посредине кипящего огненного моря - двое, мужчина и женщина - над этим пламе­нем, над этой смертью. Душу нельзя опалить огнем, сердцу, познавшему высший свет, не страшна смерть. Суета мирских катастроф не касается двух.

Смерть и воскрешение. Кто умирает, если душа способна воскреснуть? Чего мы боимся, если смерть крадет лишь оковы? Что есть сама смерть, если она не способна коснуться души? Избавление от иллюзий - не потеря, но об­ретение.

Иногда танец может сказать куда больше слов. Максим с Аней танцевали именно так - рассказывая. Конечно, это не был спек­такль по книге «Учитель танцев». Они рас­сказывали свою историю, себя.

Научившись отличать истинное от внеш­него и потому ложного, они обрели свободу. И не заметить этого, глядя на их танец, было невозможно. Они танцевали...

Когда спектакль закончился, я вдруг по­нял, что зал молчит. Занавес опустился, а в зале словно и нет никого. Абсолютная тиши­на. Оцепенение. Я испугался - не понрави­лось, не поняли? Почему такая тишина?!

И тут грянул шквал аплодисментов. Люди в зале словно выдохнули все вместе. И тут же задохнулись от переполнявших их чувств. Мы все, глядя на сцену, пережили настоящее по­трясение. Теперь пришло время восторга и ис­кренней радости.

- Пойдемте за кулисы, - предложил нам Данила.

За кулисами было шу­мно. Люди галдели, воодушевленно переговаривались друг с дру­гом, обсуждали увиденное. У гримерок толпи­лись поклонники с цветами.

- Данила, - послышалось откуда-то сзади.

Он автоматически обернулся, и я услышал его крик:

- Катя, ты?! Не может быть!

Да, за нами стояла Катя! Та самая - ос­тавшаяся в этом мире половинка Ильи.

- Данила! - воскликнула Катя и, не в силах сдержать себя, кинулась в его объятья.

- Как я рад! - шептал Данила, глядя ей в глаза. - Как я рад тебя видеть!

Она ничуть не изменилась. И грусть по-прежнему была в ее глазах, но теперь в них была и вера. Нет, не вера, а уверенность. Рань­ше она только хотела быть частью Ильи, раз­делить с ним и жизнь, и смерть. Теперь она чувствовала себя им.

«Илюшенька, - говорила ее душа, обра­щаясь к любимому, - милый мой, прислу­шайся к моему сердцу... Оно бьется ради тебя. Каждый день, каждую минуту, оно трудо­любиво стучит, чтобы ты мог жить. У нас с тобой одна душа на двоих. Я знаю это. Почему ты не слышишь его? Это же так просто - только прислушайся к моему серд­цу, как я прислушиваюсь к твоему дыханию. Ведь ты дышишь, чтобы я могла жить. Я знаю это. Моя любовь сделает тебя счаст­ливым. Она сделает тебя таким... Только прислушайся...»

- Катя, как ты здесь оказалась?! - я не верил своим глазам.

- Я на спектакль пришла - к Максиму и Ане, - ответила Катя.

- Ты их знаешь? - удивился Данила.

- Да, конечно, - тихо улыбнулась Ка­тя. - Я же читаю все ваши книги. Спасибо вам!

- За что спасибо? - не понял Данила.

- За то, что вы делаете, - ответила Катя, и в глазах ее зажегся лучик надежды.

- Господи, да что мы такого делаем? - Данила смутился.

Катя замолчала, опустила глаза. И я по­нял - она вспоминает Илью. Она живет им, живет с ним. Ей одиноко и временами, наверное, очень больно.

- Я читаю ваши книги и не чувствую себя одинокой. Понимаете?.. - Катя смотрела на нас своими большими голубыми, как небо, глазами и плакала слезами радости, слезами силы. - Я вижу теперь, что хотя все мы раз­ные, но у нас одна душа на всех. Понимаете?.. Одна на всех. Общая.

Вы написали, что у меня с Ильей одна душа на двоих. Это правда. Я так чувствую. Но если смотреть глубже, то ведь каждая душа с каж­дой другой душой связана. И даже если люди не знают друг друга, это ведь еще ничего не значит. Стоит им заговорить, просто посмо­треть друг другу в глаза без страха - и эта связь, она чувствуется.

И вот я читаю ваши книги и словно смотрю этим людям в глаза. От этого тепло на душе и появляются силы. Я теперь хочу жить. Еще до смерти Ильи не хотела, а теперь хочу. Все это благодаря вам. А еще я познакомилась с Максимом и Аней. Посмотрела им в глаза и словно узнала, как будто видела их, пока читала «Учителя танцев».

От переполнивших меня в эту минуту чувств - нежности, сочувствия, заботы - я словно потерялся. Я не мог сказать ни единого слова, только что-то мычал и улыбался, на­верное, как какой-то дурак.

Катя схватила нас с Данилой за руки и по­вела в гримерку к Максиму и Ане. Их радость трудно описать словами. Они были ошара­шены нашим появлением. И счастливы, очень счастливы, и мы были счастливы.

Максим узнал Андрея, он помнил его голос. И долго благодарил его за те слова, в том ноч­ном эфире на радио. Аня буквально повисла у Данилы на шее и все время что-то говорила, говорила, смеялась, плакала и снова говорила.

Я уже плохо понимал, что происходит. Что мы делаем, куда идем. А мы куда-то все вме­сте пошли. Я был как в забытьи, словно ра­створился в этих отношениях между всеми нами - мной, Данилой, Катей, Андреем, Мак­симом, Аней.

Никогда раньше я не понимал этого стран­ного русского слова - «братание». Но те­перь, кажется, понял. «Братание» - это ког­да радость одна на всех. Не просто общая, а одна. Когда все как один. Общая душа. Одна.

- Мы были в гостях у Максима и Ани. Все о чем-то разговаривали, шутили, смеялись. По­дробностей я почти не помню. Помню только, как Максим говорил Андрею:

- Знаете, что я тогда понял? Ведь дело даже не в том, что страдания не существует, что оно - иллюзия. Будда просветлился не от этой истины. Он увидел счастье. Это было мигом его просветления. Счастье, которое он называл Нирваной. Нужно не просто отречь­ся от страдания - нужно принять счастье. Поверить в то, что оно есть. И есть уже сей­час, уже в этот момент бытия. Миллионы, миллиарды людей мечтают о счастье. Но ведь по-настоящему они в него не верят. Они ду­мают о нем, как о вечно удаляющемся гори­зонте, или как о небе, которое всегда недо­стижимо высоко над головой. Но горизонт здесь - под ногами, а небо - вот оно, на­чинается от земли.

Четвертая Скрижаль

:: к оглавлению ::

Следующим утром мы снова были у Андрея. Он выглядел серьезным и сосредоточенным.

- Что-то не так? - спросил я.

- Нет, все нормально, - ответил Анд­рей. - Странно, конечно.

- Что странно?

- Странно, что я не верю, - ответил он и как-то грустно улыбнулся. - Все еще не верю.

- В книги? - удивился я. - В то, что мы рассказываем?

- В то, что это реальность. Вот... - Андреи развернул перед нами огромный лист с таблицей, испещренной пометками. - Ви­дите, в этой графе события - то, что с вами происходило. А вот в этой - возможные научные объяснения этого. Самые разные - от информационной теории поля до диссоциативного расстройства и онейроида. Но среди этих объяснений нет ни одного со словом «реальность». Странно, правда?

Данила отшутился:

- Ничего странного. Из нас троих толь­ко Анхель ни в чем не сомневается. У тебя, Андрей, хоть объяснения есть!

Я испытал чувство, которое сложно описать словами. Что-то сродни отчаянию или бессилию.

- Но такое количество людей, - еле слышно прошептал я. - Они ведь все...

- И еще десяток объяснений, - с искренним сожалением ответил Андрей. - Вза­имная индукция, внушение, конфабуляции на фоне реактивного состояния, массовая галлю­цинация... Вот...

Он показал в последнюю графу своей таблицы.

- Данила... - я растерянно посмотрел на своего друга, словно ожидая от него какой-то реакции, сам не понимая какой.

Он пожал плечами и отвел глаза.

- В конце концов, это же не меняет су­ти, - сказал Данила. - Я верю в то, что мы делаем, а не в то, что с нами происходит. Даже если мы спим или галлюцинируем. Ка­кая разница? Вот ты, Андрей, ты помогаешь людям, которые больны шизофренией. То, что с ними происходит, ты классифицируешь как безумие. Но ты же не споришь с ними. Ты просто пытаешься им помочь, «допуская», что они правы. Это как некая презумпция, на­сколько я понимаю. Без этого у тебя ничего не получилось бы.

- Да, - согласился Андрей. - Человек страдает и нуждается в помощи. Какая разница, насколько достоверны его рассказы? В психиатрии есть теории, которые утверж­дают, что сумасшедший - не сумасшедший, а особенный человек, который воспринимает реальность, недоступную обычному сознанию. Пытаясь объяснить ее «нормальной» частью своего сознания, он сталкивается с парадок­сами и переживает душевное страдание. Хо­рошая теория. Но как ее использовать для лечения?.. Никак.

- Но ты же не считаешь нас, - я по­смотрел на Данилу, - меня сумасшедшим...

- Нет, ни тебя, Анхель, ни Данилу. Че­стное слово! Просто я не могу относиться к вашим историям как к факту реальности. Моя картина мира не позволяет. Моя «точка сбор­ки». И еще мои знания. Ведь я понимаю, сколь безграничны возможности нашего мозга. Он никогда не перестанет нас удивлять. Впрочем, как и морочить нам голову.

Но Данила прав, это не меняет сути. Я понимаю, как много значат эти Скрижали. И какая разница, как они нам явлены? Святы­ми, инопланетянами или «в бреду»? Истина от этого не становится менее истинной. А то, что наука не объясняет всего, это очевидно. Слишком много вопросов, на которые ученые не могут и никогда не смогут ответить.

- Анхель, пожалуйста, не расстраивайся так, - попросил меня Данила. - Ты же удивляешься этим схемам, таблицам. Тебе ка­жется странным, что Андрей видит в наших книгах ребус, логическую задачку. Но для него это нормально. А мне ведь и мистика непонятна, и наука кажется странным заня­тием. Но я понимаю, что есть люди, кото­рые нуждаются в помощи. И я знаю, что скрижали помогут многим.

Да, Данила прав. И Андрей прав. И я прав. Мы просто смотрим на мир по-разному. Для Андрея - это непаханое наукой поле. Для Данилы - это отношения между людьми. От­ношения, в которых почему-то, против всяко­го здравого смысла, нет гармонии и любви. А для меня это борьба Света и Тьмы, причем реальных. Светлые и темные духи... Как учил меня дед.

- Легче всего мне было разгадать смысл чет­вертой Скрижали, - говорил Андрей, выс­тавляя на стол печенье, орехи и цукаты. - Чего меньше всего у человека, страдающего параноидным расстройством?

- Вопрос не по окладу, - пошутил Да­нила.

Эту «прибаутку» он принес из армии. Она означает, что задаваемый вопрос должен быть адресован вышестоящему командованию. В широком смысле - спрашивайте у тех, кто это знает и кто за это отвечает.

- Человек, страдающий параноидным расстройством, не доверяет окружающему ми­ру, - объяснил Андрей. - Абсолютно. Вообще - ничему и никому. Мир кажется ему враждебным. А все происходящее кажется ему «заговором» - за этим человеком следят, его мысли прослушивают, против него замышля­ют что-то ужасное...

Андрей продолжал рассказывать об основ­ных проявлениях этой болезни, а я словно пе­релистывал в своем сознании страницы Митиного дневника.

«День первый. О том, что за мной ус­тановлена слежка, я начал догадываться три дня назад. События последующих двух дней подтвердили мои самые худшие предположения. Я пытался установить систему. Мне нужно было понять, чем агенты, приставленные ко мне, могут выдать себя, перебирал сотни вариантов. Шел по улицам, приглядывался, прислушивался.

Агенты переговариваются у меня за спиной - в транспорте, на улицах, в офисе моей конторы. Я слышу, что они говорят обо мне. Оборачиваюсь и смотрю на них, но они тут же делают вид, что говорят о совершенно посторонних вещах - о погоде, о покупках, о своих родственниках.

День второй. Сегодня самый ужасный день моей жизни. Пытаюсь все записывать подробно, чтобы не сбиться и ничего не упустить. С утра мама заглянула ко мне в комнату:

- Митя, что ты будешь на завтрак?

Я сразу понял, что и ее завербовали. Они зомбируют всех, с кем я могу хоть как-то пойти в контакт. Конечно, они должны были сделать это и с моей матерью.

Я вышел в кухню и пригляделся к тому, как она нарезает хлеб. Нож в ее руке ходил не как обычно. Обычно мама режет хлеб по верхней поверхности, как будто распилива­ет бревно на козлах. А эта женщина реза­ла хлеб с краю, по боковой поверхности.

Черт! Они не стали ее вербовать, они просто ее украли и подменили агентом! Как ужасно осознавать, что так могли обойтись с твоей матерью…

День третий. Ну все. Попался. Кончено. Столько агентов. Они и милиционеров завербовали. А вот теперь врачей из себя изо­бражают. Понятно, они хотят меня перепрограммировать. Так они поступают со всеми, у кого нет души. Но у меня она есть. Теперь они будут пытаться ее уничтожить.

День четвертый. Я испытываю внут­реннюю опустошенность... Я ничего не ис­пытываю... Я опустошен... Внутри...».

Я вспомнил Митю. Этого странного юно­шу, который решил разрушить мир. Ему ка­залось, что если он разрушит мир, то он его спасет. Странная, парадоксальная идея. Впро­чем, ничего странного, если учесть, как он от­носился к самому себе. Ведь он был раздво­ен. В нем жило два человека - один Митя, а другой - Дмитрий.

Я помню, как мы с Данилой мучились, пы­таясь понять, чего же Митя хочет на самом деле. Почему он называет «Дмитрия» дура­ком? В чем состоит Митин план по разруше­нию мира? О чем он думает, когда говорит, что гусеница не всегда превращается в бабоч­ку? И наконец, как ему помочь выпутаться из этого бреда?

- А в таком состоянии человек не только миру, но даже самому себе не доверяет? - спросил Данила.

- Да, даже самому себе, - подтвердил Андрей. - Особенно самому себе. Только он этого не понимает. А все дело именно в этом...

- Так было и с Митей! - понял я.

- Да, - Андрей качнул головой в знак согласия и принялся рассказывать о психоло­гическом феномене «проекции».

То, как мы воспринимаем окружающий мир, зависит от того, как мы относимся к самим себе. Если человек верит в себя, то и окружающий мир он воспринимает положи­тельно. А если человек, наоборот, озлоблен на себя, то и мир вокруг кажется ему исчади­ем зла. Мы проецируем свое отношение к се­бе - на мир, словно луч диапроектора, от­брасываем его на экран.

- А значит ли это, что Митино желание уничтожить мир было его желанием уничто­жить самого себя? - Данила внимательно посмотрел на Андрея.

- Ну... и так, и не так, - улыбнулся Андрей. - «Проекция» - сложное поня­тие. Тут надо быть осторожным. В случае Мити суть вот в чем... Очень трудно нена­видеть самого себя. Ну согласитесь, это надо ухитриться! Мы инстинктивно так устроены, чтобы жалеть себя, холить, лелеять, защищать. Ненавидеть себя - это против инстинкта самосохранения! Это биологический нонсенс! Как же выйти из такой ситуации? С помо­щью «проекции». То есть вынести свою не­нависть за пределы себя, во внешний мир. Человек начинает подозревать окружающий мир в «заговорах», думает о «роке», о «про­клятьях» и тому подобном.

- И что нужно сделать, чтобы исправить эту ошибку? - спросил Данила. - Человек должен понять, что на самом деле он ненави­дит себя? И признать, что «злой мир» он про­сто придумал?

- Желаю успеха! - рассмеялся Анд­рей. - Нет, конечно, лобовая атака здесь не сработает. И не надейтесь! Если человек с этим согласится, он будет выглядеть полным идиотом! Это неприятно. И он не будет это­го делать.

- А как же быть?.. - разочаровано про­тянул Данила.

Андрей задумался - видимо, о том, как нам все это объяснить. Встал со своего места, про­шелся по комнате. Безучастно взглянул на книжные полки, затем в окно.

- Значит так. - после короткой паузы Андрей поднял на нас глаза, сдвинул брови и улыбнулся. - Мужайтесь. Начинаем от печ­ки. Если мы хотим помочь человеку, мы дол­жны понять самого человека. Это непремен­ное условие. Прежде чем переводить старушку через дорогу, следует осведомиться, надо ли ей на ту сторону улицы... Итак, вопрос - из-за чего Митя ненавидит себя?

Мы с Данилой задумались. Мне, разуме­ется, в голову пришла мысль, что это как-то связано с прежними жизнями. Но Данила опе­редил меня с ответом, и свой вариант я уже решил не высказывать.

- Это что-то иррациональное... - ска­зал Данила.

- Да уж, рациональности здесь не мно­го! - снова рассмеялся Андрей. - Он не­навидит себя, потому что не находит в себе того, чего хотел бы найти. Логично?

- Потому что не находит в себе того, чего хотел бы найти, - почти по слогам повторил за Андреем Данила. - Логично.

- А кого он хочет в себе найти? - спро­сил Андрей. - Вы, вот, сами чего, напри­мер, ищите?

- Вообще, человек хочет найти в себе Бога, - сказал Данила. - Еще у нас гово­рят: «божью искру», «промысел». Ведь что такое вера? Вера - это когда ты чувствуешь присутствие Бога в своей жизни, что он в тебе.

- Собственно, с этого я и начал, - улыб­нулся Андрей. - Вот что Митя записал по этому поводу в своем дневнике...

Андрей открыл «Дневник сумасшедшего» и прочел:

«Психолог подошел к окну и долго смот­рел куда-то в небо. Лицо у него доброе и спокойное, словно он все знает.

- Богоискатель, - сказал он наконец.

- Чего? - не понял я. - Кто?

- Ты, Митя, ты, - спокойно ответил мужчина.

- Я? Почему?

- Хочется все разрушить, - сказал он и задумался. - Если все разрушить, ничего не останется или что-то будет? Есть надежда, что что-то останется. Ведь так? Наносное уйдет, вечное да пре­будет вовеки. Верно? И это что-то - Бог. Ты увидишь Его и скажешь: „Вот он я. Господи!"

Странные слова. Но, наверное, так и есть. Я вспомнил, что три дня назад говорил мне Ваня: „Самоубийца, думаешь, о чем мечтает? Понять, что он еще жив. Толь­ко перед самой смертью и почувствует. А в жизни не может, так ему плохо". Унич­тожить мир, чтобы увидеть Бога... - Глупо, да? - спросил я.

- Нет, - улыбнулся он. - Даже логично. Просто странно...»

- То есть Митя не хотел уничтожать мир, - догадался я. - Он хотел убить в себе все внешнее, все наносное, чтобы уви­деть себя настоящего?

- Да, - сказал Андрей. - Это первая Скрижаль - отказаться от самого себя, от своего «эго», чтобы найти свою сущность, свой Свет. Но в чем тогда смысл четвертой Скри­жали?.. Мы знаем уже три. Первая - об отказе от «эго». Вторая - о Другом. Тре­тья - о том, что все сплошь иллюзия, кроме Света - в Тебе и в Нем. В чем же четвер­тая?! Доверие!

Митя не доверяет самому себе, борется с самим собой. Ему кажется, что он борется с миром. Но ненавидит он себя - «Дмитрия»! И поэтому я сказал Мите: «Бороться с са­мим собой - дело бессмысленное. Такая борь­ба - только иллюзия внутреннего роста. Если ты борешься с самим собой, значит, ты где-то себе врешь».

И тогда Митя меня спросил: «А что, если это ужасная правда?». И я услышал в этом вопросе: «Я боюсь, что во мне нет Бога». Да, я услышал именно это! И я стал говорить с Митей о Дао. Я сказал ему: суть Дао в том, что нет ни черного, ни белого. Есть то, что движется. А поэтому нет ничего живого, в чем бы не было Бога.

«Всякая борьба - иллюзия. И в этом Бог. Бог - не борьба, Бог - это доверие и по­ступки».

И я вспомнил. Вспомнил, как эти слова повлияли на Митю. Как он записал в дневни­ке: «И когда он говорил это, словно бы ка­кой-то свет ударил меня изнутри. Все мое со­знание вдруг стало проясняться. Необыкно­венный прилив свежести, чистоты».

- Но вот мы снова произносим сло­во, - продолжал тем временем Андрей. - Сейчас мы говорим - «доверие». Но что оно значит?! Я, например, могу доверять или не доверять рекламе. А могу доверять или не доверять судьбе. Есть разница? Я сажусь в самолет и фактически доверяю свою жизнь пилоту. Так? А вот, например, я рождаюсь, я ведь уже принадлежу жизни. Считать ли это доверием? Нет?

Повисла пауза. И все мы думали об одном и том же. Скажи двум разным людям: «До­веряй жизни!» - они пойдут и сделают две прямо противоположные вещи. «Осмыслен­ное слово есть микрокосм человеческого со­знания». Но как попасть внутрь этого микро­косма?! Как найти взаимопонимание?..

- Все что я могу сделать, рассказать исто­рию, - грустно улыбнулся Андрей. - Исто­рию, которая для меня и есть смысл четвертой Скрижали. Я чувствую четвертую Скрижаль так же, как я чувствую эту историю.

«В древности жил великий император, - рассказывал Андрей. - У него было три сына. "И к каждому из них он относился с любовью и нежностью, во всех он видел таланты и спо­собности. Но время неумолимо. Император старел и ему нужно было назвать имя преем­ника. Кому из своих сыновей он доверит го­сударство?

Собравшись с духом, император призвал к себе мудреца.

„Что мне делать, мудрец? - спросил им­ператор. - Государство у меня одно. А сы­новей - три, и каждого я люблю всем серд­цем. Теперь я должен назвать имя преемника. Кому из сыновей отдать предпочтение?"

„О величайший из императоров! - ответил мудрец. - Ты знаешь это лучше меня, ведь это ты - император. Я могу предло­жить испытание для твоих сыновей. Но какое качество надлежит испытывать в будущем им­ператоре, я не знаю".

Император думал три дня и три ночи. На четвертый день он снова призвал к себе мудреца.

„Мудрец, - сказал ему император, - всю жизнь я собирал земли для своего государ­ства. Теперь мне принадлежит половина мира. Кто из моих сыновей лучше продолжит дело своего отца, тот и будет следующим императо­ром. Придумывай испытание!"

И через три дня мудрец сказал императору:

„У каждого из твоих сыновей есть простор­ный дворец. Выдели сыновьям по небольшой сумме денег и дай три недели сроку. Пусть они наполнят свои дворцы до отказа. Кто лучше спра­вится с этой задачей, тому и быть императором.

Император обрадовался. Это именно то ис­пытание, которое нужно! Оно покажет, кто из сыновей императора продолжит дело отца наи­лучшим образом.

„Как идут дела?" - спросил император у мудреца, когда на исходе была третья неделя испытания.

„Твой старший сын проявил рачитель­ность, - ответил мудрец. - Он наполняет свой дворец мусором. Люди со всего горо­да везут к нему всякий хлам и отходы. Дво­рец наполняется, а твой сын не истратил еще ни единой монеты!"

„Это хорошо. А что же средний сын?" - спросил император.

„Средний сын проявил сообразительность, - ответил мудрец. - Он скупил все дешевое сено в близлежащих деревнях".

„Это хорошо. А младший? Правда ли го­ворят, что он решил не соревноваться с брать­ями?" - с тревогой спросил император.

„Твой младший твой сын, о величайший из императоров, ведет себя странно, - отве­тил ему мудрец. - Он раздал все имущество, которое было у него во дворце - всю утварь, мебель. А деньги, которые ты ему дал, он раз­дает нищим. Больше ничего неизвестно".

И вот время вышло. Старый император от­правился на осмотр сыновних дворцов. Но от дворца старшего сына доносился столь зло­вонный запах помоев, что император даже не смог подъехать к зданию. Слуги донесли, что дворец заполнен лишь на две трети.

„Лучше бы он был расточительным, - с горечью сказал император. - Не знания де­лают мудреца мудрым, и не земли делают им­перию великой. Если бы моя империя прира­стала болотами и пустынями, чем бы она была?"

„Ты прав", - согласился мудрец.

Из дворца среднего сына тоже несло не­приятным запахом дешевого гниющего сена. Но император все-таки смог осмотреть покои и лично убедился - дворец был заполнен только наполовину. Среднему сыну не хвати­ло отведенных денег.

„Лучше бы он не был сообразительным, - с болью в сердце сказал император. - Мудрец не тот, кто мудр. Мудрец - тот, кто знает свои возможности. Нельзя вступить в войну, имея лишь половину солдат".

„Ты прав", - согласился мудрец.

„Но что же мне теперь делать, мудрец?! - в отчаянии воскликнул император. - Что мне делать?! На кого я оставлю свое государство?!"

„Пойдем во дворец твоего младшего сы­на", - сказал мудрец.

„Ты же знаешь, что это бессмысленно", - сокрушался император.

„Мудрец не тот, кто находит ошибку. Муд­рец - тот, кто видит правильное решение, - ответил мудрец. - Нужно идти до кон­ца, император! Пойдем".

Никогда на сердце у императора не было такой тяжести, как в тот миг, когда он подхо­дил к дворцу младшего сына. Император про­жил большую, славную победами жизнь. Но сейчас он понял, что вся его жизнь прожита зря. Ни один из его сыновей не оправдал ожиданий, и государство его погибнет.

Младший сын приветствовал императора на пороге своего дворца.

„Правда ли говорят, что ты раздал все свои вещи - мебель и утварь?" - спросил его император.

„Правда, отец", - ответил младший сын.

„Правда ли говорят, что ты раздал бедня­кам отведенные тебе деньги?" - спросил император.

„Правда, отец. Лишь часть я истратил на свечи"', - ответил младший сын.

„На свечи?! - удивился император. - Зачем тебе свечи?!"

„Ты хотел, чтобы мой дом был до краев по­лон", - юноша почтительно склонил перед императором голову и пропустил его во дворец.

Во дворце младшего сына императора не было ни одной вещи. Ни одной... Дворец ка­зался совершенно пустым. Но только казался. Множество горящих свечей наполняли весь дворец светом... Пустой дворец был до краев полон...

„Ты будешь императором лучшим, чем твой отец", - сквозь слезы сказал старик».

Мы с Данилой не могли вымолвить ни единого слова. Эта история говорила о четвертой Скрижали больше любых слов.

Побеждает тот, кто готов довериться миру. Дворцы всех трех сыновей с самого начала были наполнены жизнью. Но лишь один из юношей видел и понимал это. Свет - только метафора, а смысл - в твоем доверии к жиз­ни и в твоих поступках.

Жизнь - это бесконечный дар. И ей нельзя не доверять. А страх - это проявле­ние недоверия. Ведь своим страхом мы фак­тически говорим ей: «Я не уверен, что ты же­лаешь мне добра». А тот, кто предает Жизнь, просто не может чувствовать себя живым.

Четвертая Скрижаль рассказывает нам о Жизни. О том, что Жизнь - это великое сияние Света. И ты видишь это, когда начинаешь доверять самому себе, потому что Жизнь в тебе, Жизнь - она всегда рядом. Жизнь - это Свет, то, что никогда не предаст...

- Помните, я прочел стихотворение Чжуан Цзы? - спросил вдруг Андрей. - На лек­ции, помните? Записка из зала...

- Да, я помню, - Данила с удивлением посмотрел на Андрея.

Андрей достал из сумки папку с бумагами.

- Вот она, - Андрей протянул Даниле небольшой листок бумаги.

- «Назначение рыбной блесны, - про­чел Данила, - поймать рыбу, а когда рыба поймана, блесна забыта. Назначение слов - сообщать идеи. Когда идеи восприняты, сло­ва забываются. Где мне найти человека, по­забывшего слова? Он - тот, с кем я хотел бы поговорить».

Дочитав стихотворение до конца, Дани­ла поднял глаза и недоуменно уставился на Андрея.

- Дальше, дальше! Читайте дальше! - сказал он. - Подпись...

- «Митя-Бабочка», - прочитал Данила.

- Узнаете почерк? - улыбнулся Андрей.

В моей голове промелькнула шальная мысль. Не веря своей догадке, я тут же посмотрел на записку. Это был Митин почерк! Как в его дневнике. Невозможно перепутать!

- Он был на лекции?! - воскликнул я. - Сначала Илья, потом Катя, Аня, Максим... Теперь - Митя! Не может быть!

- Вообще, это мне нужно было бы удив­ляться! - рассмеялся Андрей. - На самом деле, я был очень тронут этой запиской. Ведь когда мы с Митей прощались, я ему рассказал историю про бабочку. Помните: «то ли Чжоу снилось, что он - бабочка, то ли бабочке снит­ся сейчас, что она - Чжоу». Это как раз Чжуан Цзы. И вот Митя присылает мне эту записку...

- «Ищете человека? Так от кого же вы бежите?» - прошептал я.

- Именно, именно! - улыбнулся Андрей.

- А почему бабочка? - спросил вдруг Данила. - Я все думал, почему он всякий паз искал в окружающем мире бабочку. Зоя Петровна говорила, что он во время каждой госпитализации говорил что-то о бабочках. В эгом есть какой-то смысл?

Андрей развел руками и ответил:

- Я не могу знать этого точно, но ба­бочка - это символ души. Один из древ­нейших символов. Древние греки так изоб­ражали человеческую душу. И это как раз то, что я рассказывал вам о «проекции». Митя искал в окружающем мире свою душу, свою бабочку. Последователи Юнга назвали бы это «символическим поиском в коллективном бессознательном». Но... Вобщем, только та­кое есть объяснение.

- И все же, что это может значить? - подумал я в слух. - Сейчас наши судьбы сами собой пересекаются со всеми Избран­ными...

- Хороший знак, - улыбнулся Андрей. По лицу Данилы пробежала тень.

- Ой ли, - протянул он.

- Тебе тоже так кажется? - я был по­ражен. Неужели Данила тоже подумал об этом?!

- Вы это о чем? - Андрей недоуменно посмотрел на нас.

- «Вы способны менять линии судеб. Но я хочу, чтобы вы поняли это: законы Кармы никто не отменял», - ответил Данила.

- «Этот мир ждет своей смерти. Не пытайтесь говорить с ним прежде, чем будете знать, как», - добавил я.

- Что-то знакомое? - попытался вспом­нить Андрей. - Ах да! Индус из «Ма­ленькой принцессы». Постойте... Вы это се­рьезно?!

Пятая Скрижаль

:: к оглавлению ::

Во время последней бе­седы с индусом, ко­торая частично вошла в «Эпилог» книги «Ма­ленькая принцесса», он очень неоднозначно отозвался о перспективах, открывающихся пе­ред нами после того, как мы найдем все семь Скрижалей Завета. «Если, конечно, это про­изойдет...» - постоянно добавлял он.

Почетный председатель Всемирной Ака­демии Астрального Знания, как нам его пред­ставила Кассандра, не сказал ничего конкрет­ного или определенного. Но из его слов сле­довало, что собранные воедино Скрижали сами по себе не победят ни «Зло», ни «Тьму». На­против, они спровоцируют Его.

В России говорят, что ночь темнее всего перед рассветом. И сейчас все «положитель­ные знаки» вдруг стали восприниматься и мною, и Данилой как предвестники грядущих несчас­тий. То, что мы встретили Андрея, было для нас важным событием. Но мистическое появле­ние вокруг нас Избранных - всех, одного за другим, не обрадовало, а почему испугало нас.

- Но это-то вы придумали, - усмехнул­ся Андрей. - Ну, признайтесь... ВАЗ. Или, как его там?.. ВААЗ. Это уж точно перебор. Это не может быть правдой.

- Не придумали, - спокойно ответил Данила.

- Это было на самом деле! - подтвердил я.

- То есть вы хотите сказать, что вы реаль­но видели людей, которые сидят в своих «миссиях» и управляют оттуда всем миром?.. - Андрей не верил своим ушам. - Что-то мне даже как-то не по себе стало.

- У нас у всех могут быть самые разные объяснения происходящего, - тихо сказал Да­нила. - Но я действительно встречал тех лю­дей, которые говорили мне, что я должен найти Скрижали: женщину-астролога, православных старцев, загадочного суфия, настоятеля буд­дийского монастыря. И потом мы, на самом деле, говорили с этим загадочным Советом и его председателем.

Андрей внимательно смотрел на Данилу и словно спрашивал самого себя: «Могу я по­верить в это? Должен ли?..»

- Андрей, - сказал я, - есть еще одна очень важная вещь. Может быть, ты помнишь, как индус говорил: «Только мы, поскольку мы действуем не во имя Добра, а просто следуем безликому Закону Кармы, способны работать сообща». Они - этот Совет - срединный полюс. Он занял выжидательную позицию. А противостояние сил Света и Тьмы идет, и это происходит прямо сейчас. Это правда.

- То есть вы утверждаете, что есть еще и некие силы «Тьмы», воплощенные в ком-то или в чем-то? - Андрей недоверчиво смерил меня взглядом.

- Анхель в этом уверен, - сказал Да­нила. - Я не уверен. Точнее, не на сто про­центов уверен.

- Мы не стали об этом писать в «Ма­ленькой принцессе». - Я решил сказать Ан­дрею всю правду, посмотрел на Данилу и он кивком головы одобрил мое решение. - Про­сто подумали, что не нужно... Вобщем, ин­дус вскользь заметил, что когда мы найдем все семь Скрижалей, Тьма усилится по прин­ципу противовеса...

Андрей продолжал пребывать в некоторой растерянности. Он достал из стопки книг «Ма­ленькую принцессу» и стал машинально листать. В какой-то момент он остановился и прочел:

«- Мы знаем все, что происходило и про­исходит, - ответил индус. - Но мы не зна­ем будущего. Вы, Анхель, написали в своей кни­ге об „эффекте бабочки". Тысячи нитей прошлого создают ткань будущего. Но ри­сунок, которым ложатся эти нити, не изве­стен до последнего момента, до момента сей­час. Поэтому будущее неизвестно никому».

- Может быть, поменяем будущее? - пошутил Андрей. - Закончим рассказ на этом - и все?

- И что - все? - улыбнулся в ответ Данила. - Похоже, все только начинается...

Андреи зачитал отрывок из «Маленькой принцессы». Ту часть, где Валерий рассказывал нам о том, как он ходил к врачу лечиться от депрессии.

«Он сказал, - рассказывал тогда Валерий про Андрея, - что я никого не люблю. Это ужасно, но это правда. У тех, кто по-настоящему любит, не может быть депрессии. Депрессия возникает только у тех, кто зациклен на себе. А любящий думает о другом человеке, о том, кого он любит. И даже если любимому человеку плохо, у него не опустятся руки и не будет депрессии. Ему не до слез...»

И я вспомнил Машу, вспомнил эту малень­кую девочку, которая хотела умереть, чтобы ос­вободить своих родителей, избавить их от не­обходимости лгать самим себе. В ее голове звучали их мысли. Она понимала, что ее ро­дители живут друг с другом из-за своего страха перед будущим, а вовсе не потому, что они за­ботятся о своей дочери. Ребенок, жертвующий собой ради правды, ради родителей...

- Все, что касается врача из этой исто­рии, рассказанной Валерием, все так и бы­ло, - сказал Андрей. - Все, что вы рассказали, насколько я понимаю, тоже правда.

- Да, - сказал Данила.

- И именно об этом я говорил Мите, - подытожил Андрей. - «Правда - она прав­да. От нее не уйдешь. Если ты, например, кого-то любишь - то любишь. Если не любишь - то не любишь. Если себя обманывать и жить с тем, кого не любишь, - будет мука. Вот это ужасно. А так, что в человеке может быть ужас­ного? Все, что в нем есть, - это факт. Нужно только правильно с ним обойтись...»

- Все твои критерии тут есть, - Данила посмотрел на Андрея так, словно и не ждал ничего более.

- Тогда я просто расскажу историю, - предложил Андрей. - Я помню, что в свое время она произвела на меня очень сильное впечатление.

- Пятая Скрижаль, - улыбнулся Дани­ла. - Не может быть иначе...

- Человек, о котором рассказывают эту историю, - один из величайших мудрецов, - говорил Андрей. - Его звали Руми. Если бы это произошло с кем-то другим, то, навер­ное, я бы не почувствовал того, что я чувствую, когда понимаю, о какой личности идет речь. Восхищение вызывает то, что это поступок святого.

Однажды к Руми пришла женщина, жив­шая по соседству. Она привела к мудрецу сво­его маленького сына.

«Я не знаю, что мне делать, Руми, - ска­чала она. - Я испробовала уже все способы, но ребенок меня не слушается. Он ест слиш­ком много сахара! Пожалуйста, скажите Вы ему, что это нехорошо. Он Вас послушается, потому что очень уважает».

Руми посмотрел на ребенка, на доверие в его глазах, и сказал: «Приходите через три недели».

Женщина была в полном недоумении. Это же такая простая вещь! Почему этот просвет­ленный человек просто не сказал ее сыну, что не нужно есть столько сахара?! Непонятно... Люди приходили к Руми из дальних стран, и он помогал решать куда более серьезные про­блемы сразу.

Но что делать - она послушно пришла через три недели. Руми вновь посмотрел на ребенка и сказал: «Приходите еще через три недели».

Тут женщина не выдержала и осмелилась спросить, в чем дело. Но Руми лишь повто­рил сказанное.

Когда они пришли в третий раз, Руми ска­зал мальчику: «Сынок, послушай мой совет, не ешь много сахара, это вредно для здоро­вья».

«Раз Вы мне советуете, - ответил маль­чик, - я больше не буду этого делать».

После этого мать попросила ребенка подождать ее на улице. Когда он вышел, она спросила у Руми, почему он не сделал этого в первый же раз, ведь это так просто...

И Руми признался ей, что сам всегда лю­бил есть сахар, и, прежде чем давать такой со­вет, ему пришлось самому избавляться от этой слабости. Сначала он решил, что трех недель будет достаточно, но ошибся...

Святой человек, прославившийся своей муд­ростью и духовной силой, шесть недель отучал себя есть сладкое, чтобы просто иметь право сказать мальчику: «Сынок, не ешь много саха­ра, это вредно для здоровья». Об этой правде идет речь в пятой Скрижали?

- Да, - мы с Данилой сказали это од­новременно.

Андрей улыбнулся и посмотрел на свою схему.

- И вот я вижу пять целей, - сказал он. - Первое - нужно понять, что тебя нет. Парадоксально, но это так. Все, что мы пытаемся защищать в себе, - иллюзия. Ис­тинный «ты» - это Аркан Дурак в колоде Таро, абсолютная пустота. Как сказал Гаптен: «Мудрый - это тот, кто принимает жизнь. А принимает - пустота, чистота, от­крытость».

Второе. Наше чувство одиночества в этом мире ошибочно. Если ты чувствуешь себя оди­ноким, это значит, что ты сам закрыт для дру­гих. Хотя иногда кажется, что это они закрыты и не пускают тебя в свой мир. Это ил­люзия. Когда ты отказываешься от себя, ты видишь, что вокруг другие миры. Это сущно­сти других людей, и они прекрасны.

Третье. Отказавшись от своего «эго» и уви­дев вокруг Других, ты совершаешь выбор. Ты выбираешь свою жизнь, свой путь. Ты мо­жешь выбрать жизнь, полную страданий. Ты можешь выбрать дорогу к счастью. Впрочем, и то, и другое - только иллюзия. И только в тот миг, когда ты понимаешь это, истинное сча­стье принимает тебя.

Четвертое. Оно вытекает из третьего, как первое из второго. Ощутив себя истинно Жи­вым, ты должен довериться потоку Жизни. Но довериться Жизни - это не значит плыть по течению. Довериться - это значит совершать поступки. А это возможно только в одном случае - если ты доверяешь самому себе и можешь опираться на себя.

Что ж, мы прошли своеобразный круг. Мы отказались от своего «эго» и словно в награ­ду увидели вокруг себя Других. Мы отказа­лись от счастья - и ощутили вокруг себя поток Жизни, которому теперь мы смогли до­вериться. Доверившись ему, мы обрели себя заново. Мы умерли, чтобы воскреснуть, и воскресли. Что же дальше?.. А дальше - пятое.

Совершенствуй себя - вот что говорит нам пятая Скрижаль, Но это возможно лишь при условии достижения четырех предыдущих целей. Ведь совершенствовать «эго» - это безумие. Совершенствовать свое одиночество - ад. Совершенствоваться, не видя иллюзорности вы­бора, - ошибка. Совершенствоваться, не дове­ряя Жизни, - абсурд.

Если ты постиг своим существом первые четыре скрижали, ты впервые можешь быть по-настоящему честным с самим собой. Тако­ва правда...

Шестая Скрижаль

:: к оглавлению ::

- Но что значит «совер­шенствоваться»? - продолжал Андрей. - Кажется, что челове­ку, достигшему целей, описанных в четырех первых Скрижалях, дальше просто некуда рас­ти. Но это заблуждение... Ведь у нас еще, как минимум, две Скрижали!

Андрей сказал это своим шутливым то­ном, который предвещал всю степень серь­езности, которую только можно себе пред­ставить.

- Указание на шестую Скрижаль мы на­ходим уже в «Маленькой принцессе», - Ан­дрей взял в руки книгу. - Помните, тот раз­говор - в машине Гаптена?.. Данила тогда признался, что не ощущает себя Избранным, не чувствует в себе необходимой силы, вдох­новения.

«Трудно сказать себе: „Знаешь, дружи­ще, а ты ведь Избранный! На твою долю вы­пала ответственная работа. И никто в целом мире, не сделает ее за тебя. Тебе будут помо­гать, за тебя будут болеть. Но сделать ее ты должен сам, потому что Избранный - ты". Трудно себе это сказать».

Анхель и Гаптен тогда удивились: «Как так?! Это же очевидно!» У вас-то не было никаких сомнений: «Данила - Избранный! И никак иначе!» Но одно дело - думать так о ком-то, и другое дело, думать так о себе. О другом - легко. О себе - почти невозможно.

Если ты Избранный, значит, на тебе ответственность, от тебя все зависит, И ты не только за себя отвечаешь, ты за всех отвеча­ешь. Ты играешь, а они болеют, сидя на три­бунах. И если ты проиграешь - ты сам виноват, а если выиграешь - это ваша «об­щая победа».

Почему христианское учение имело такой успех? Оно уверяло, что есть Тот, кто взял на Себя бремя. Остальные могут ни о чем не беспокоиться. И довольная паства располо­жилась на трибунах... Но что это, если не предательство? Самого себя. Ведь это твоя жизнь, твоя душа, твой Свет.

И Данила сказал тогда: «Дело не в том, что я - Избранный, а кто-то другой - не Избранный. Это каждого касается!» Потому что каждый Избранный, да и зачет по по­следнему.

- «Зачет по последнему»? - не понял я. - Что это значит?

Данила улыбнулся и объяснил:

- Это, Анхель, в армии есть такая шту­ка. Солдат тренируют, чтобы они могли вы­держивать нагрузки. И солдаты сдают эк­замены - каждый сам за себя. Пока не сдашь, будешь тренироваться по полной программе - день и ночь. Но есть один особен­ный экзамен, который сдают всем взводом или отделением. Обычно это марш-бросок - не­сколько километров, в полном военном обмун­дировании, с оружием, противогазами, по жаре или в дождь, по болотам, по пересеченной ме­стности.

- Ив чем различие между этими экзаме­нами?

- Очень просто, Анхель, - пожал пле­чами Данила. - Если идет «зачет по после­днему», то секундомер выключается только в тот момент, когда финишную черту пересека­ет последний из стартовавших. Поэтому ты можешь бежать лучше всех, впереди всех, бы­стрее всех, быть первым. Но... твой резуль­тат - это результат самого слабого твоего товарища. По нему зачет. По последнему.

- Да, и поэтому самые сильные, быст­рые, выносливые не бегут на этом экзамене впереди всех, - добавил Андрей.

- А что же они делают? - не сообра­зил я.

- Они несут на себе тех, кто выбился из сил, - ответил Андрей. - Никто не может выбыть из строя. Зачет по последнему.

Это прозвучало так просто, так буднично, но для меня - словно настоящее откровение. «Зачет по последнему» - неважно кто ты, неважно, что ты можешь, а чего нет, ты отве­чаешь и за себя и за всех. И так - каждый.

- А-а-а, - протянул я и вдруг понял, что потерял нить разговора. - Андрей, а почему ты об этом вспомнил?

- Почему я об этом вспомнил? - Анд­рей выглядел задумчивым. - Потому что я вспомнил о бодхисатвах.

- О бодхисатвах? О буддийских просвет­ленных?

- О Буддах? - с подвохом в голосе пе­репросил Андрей,

- Ну, да. О Буддах...

- А почему тогда их зовут бодхисатвами, а не Буддами? - улыбнулся Андрей.

- Ну, потому что Будды - это просто просветленные, - принялся объяснять я, чув­ствуя, что не до конца понимаю эту разни­цу. - А бодхисатвы... Бодхисатвы - это реинкарнации просветленных.

- В самом общем виде это действительно гак, - согласился Андрей и стал рассказы­вать нам о буддизме - просто, весело и, как всегда, очень точно.

Как, согласно буддийской доктрине, устро­ен мир? Существует временное, проходящее, не имеющее подлинной ценности - это Майя. Майя - это то, что мы обычно называем «миром» или «земной жизнью». Истинное же никак не связано с Майей. Истинное - это Нирвана, и это не просто внутреннее состоя­ние человека, это иная реальность.

Многие связывают свои надежды на счас­тье с теми изменениями, которые произойдут в Майе. «Когда-нибудь жить станет лучше, потому что наука и технологии защитят нас от всех горестей и страданий», - говорят они и даже не пытаются меняться внутренне. Дру­гие пытаются это делать, но еще не стремятся к истинному.

Буддизм говорит: и то, и другое - уто­пия. Даже если в окружающем мире не будет поводов для страданий, люди не перестанут страдать. И даже внутренние изменения не­достаточны. Ведь если душа пребывает в Майе, она и радуется, и страдает. Эти чув­ства связаны - на каждую толику счастья приходится пригоршня страдания.

Поэтому буддизм говорит о третьем пути. В чем он заключается? Изначально души всех живых существ принадлежат Нирване - иной реальности. Но пока душа не осознает этого, пока не пробудится, она возвращается в Майю. Рождение, смерть и новое воплощение - это круги Сансары, где действует непреложный Закон Кармы.

- Майя, Сансара и Карма - это одного поля ягоды, - пошутил Андрей. - А Нир­вана - Она не с поля, Она с неба! И вот к чему я все это рассказываю... Бодхисатва - это пробужденная душа, то есть душа, вырвавшаяся из Майи и кругов Сансары, душа, стоящая над непреложным Законом Кармы, душа, пребывающая в Нирване. Ну счастье! Счастье! И вот она зачем-то возвращается в Майю! Какого черта?! Зачем?!

Я даже как-то опешил от внезапности это­го вопроса:

- Зачем?

- Потому что Нирвана может быть толь­ко целостной! Каждое чувствующее суще­ство принадлежит Целому, и поэтому не мо­жет быть никакого истинного блаженства, пока все не достигнут Другого Берега. И путь каждого существа, каждой души не пройден до конца, пока другие души не зна­ют Света, пока они не пробудятся, не попадут в Нирвану, пока они не станут Буддами. Зачет по последнему!

- И бодхисатва - он что, как провод­ник? - догадался Данила.

- Да! - подтвердил Андрей. - Бодхи­сатва - это пробужденная душа, которая до­бровольно отказывается от радостей нирванического состояния, от блаженства, и возвра­щается на круги Сансары. Этот поступок на­зывают «Великим Самоотречением Бодхисатвы». Бодхисатва оставляет наслаждение, что­бы помочь другим существам достичь Нирваны, стать Буддами. Он помогает им, и одновре­менно с этим он помогает самому себе. Он не жертва, как Христос в христианстве. Просто нельзя быть счастливым, когда кто-то несчас­тен. И радея за другого, ты, на самом деле, радеешь за самого себя.

И тут я наконец понял, о чем идет речь! Более того, я вдруг осознал сущность шестой Скрижали. Да, мне казалось, что я знал ее и раньше, когда писал «Исповедь Люцифера». Но теперь, когда я услышал скупой рассказ Данилы об этом «зачете по последнему», эти объяснения Андрея о «Великом Самоотре­чении Бодхисатвы», все вдруг встало на свои места.

- То, что я прочел в «Исповеди Люци­фера», по-моему, притча, - Андрей тем вре­менем продолжал свой рассказ. - Это прит­ча о девушке, которая повстречалась с ангелом. Самым прекрасным из самых прекрасных ан­гелов, но, правда, падшим. Проще говоря - Дьяволом.

Религии говорят, что нужно победить в себе страждущего, избавиться от желаний, стать чистым. Этот ангел был избавлен от всех же­ланий. Он перестал желать, когда понял, что любое его желание может быть исполнено. Если у тебя все есть, тебе ничего не хочется. Но с этим откровением к нему пришло и дру­гое. Он вдруг ощутил невыносимую тоску. Ему теперь незачем было жить.

Люди живут, движимые своими желания­ми. Без желаний нет жизни. Все, что они де­лают, они делают ради определенных, желан­ных целей. Они хотят удовольствий, любви, знаний, денег, славы. И им кажется, что в их жизни есть смысл. Но какой? Ответа нет. Есть лишь желания, и это дает человеку силы жить. Не будет этих желаний...

И поэтому Дьявол стал искать смерти... пока не повстречал одну девушку.

«Ты должен жить, ведь я люблю тебя», - сказала Дьяволу девушка.

«Что с того? - ответил он. - Любовь - пустышка. В ней нет никакого смысла. Влюб­ляясь, человек мечтает о вечности, а жаждет скорого завершения - удовлетворения же­лания, разрядки. Вот почему все красивые истории заканчиваются в тот миг, когда воз­любленным предоставляется возможность вдо­воль насладиться друг другом».

Девушка заплакала и ушла. Ночью ей при­снился кошмар. Ей снилось, что она разоча­ровалась в своем возлюбленном. Но если она разочаровалась, разве она любила?..

Она проснулась в холодном поту и поняла, сколько мук пережил ее возлюбленный. Мно­гие девушки влюблялись в него, но ни одна из них по-настоящему не любила.

«Да, любовь эгоистична, - согласилась де­вушка. - И она быстро проходит. Возмож­но, она превратится в дружбу или душевную близость. Но любовью она больше не будет. Это правда».

«Тогда почему я должен жить для тебя? - Дьявол повел изогнутой бровью. - Не ради же твоего мимолетного удовольствия!»

«Ты должен жить, потому что благодаря тебе моя жизнь наполняется смыслом, - ска­зала девушка. - Я понимаю тебя. Я смотрю в твое сердце, и я вижу в нем Свет. Ты хо­чешь выглядеть страшным и злым. Но я живу твоим Светом, и ты не сможешь скрыть Его от меня».

Дьявол горько усмехнулся и повернулся к девушке спиной. Он не хотел, чтобы она ви­дела его слезы.

«Что с того? - сказал он. - Если дол­го смотреть в бездну, ты почувствуешь, что она тебя манит. Кто сказал, что это хо­рошо?»

И девушка опять ушла, а ночью ей сно­ва приснился кошмар. Она стояла на краю гигантской расщелины и смотрела вниз. Ка­залось, эта пропасть уходит в бесконеч­ность.

Но там, в глубине, кто-то был. Девуш­ка физически ощущала его дыхание. Стран­ная, непреодолимая тяга возникла в ней. Еще секунда - и она бросилась бы в эту пропасть.

И в самый последний миг, она вдруг слов­но что-то почувствовала, подняла голову, и над ней было небо. Прозрачно-голубое, вы­сокое-высокое небо!

«Нет, я не чувствую отчаяния, любимый, - сказала она Дьяволу на следующий день. - Я вижу твою бездну, но я вижу и мир во­круг. Да, он больше, чем мое чувство к тебе. Больше, потому что всегда есть что-то боль­шее. Но мое чувство - это то лучшее, что есть в нем!»

«Но зачем мне жить?! - закричал Дья­вол. - Я не хочу жить для кого-то!»

«А ты живешь не для кого-то», - отве­тила девушка и улыбнулась.

«Как?!» - удивился Дьявол.

«Просто ты нужен, - ее лицо оставалось спокойным, а глаза лучились, словно рассвет­ное солнце. - Ты просто должен это осоз­нать - ты нужен. Ты нужен. И все».

«Это говорит твое тело?» - Дьявол вни­мательно посмотрел в глаза девушке.

«Нет», - ответила она.

«Это говорит твое сознание?» - переспро­сил он.

«Нет», - снова сказала девушка.

«Тогда это дух говорит в тебе», - решил Дьявол.

«Нет», - в третий раз ответила девушка.

«Но что же тогда?!» - удивился он.

«Ты», - улыбнувшись, ответила девушка.

И после этих слов она обняла Дьявола, а бодхисатва (а это был именно бодхисатва - ангел вернувшийся в мир, чтобы пробуждать людей) прошептал ее душе: «Я приходил что­бы ты проснулась. Теперь мы принадлежим единому целому. Навсегда».

- Найди для меня смысл жизни - спаси се­бя», - проговорил Данила словно сквозь сон.

- Что? - встрепенулся Андрей. - Я не расслышал...

- Это из книги, - объяснил Данила. - Из «Исповеди Люцифера». 63-22 почти в самом конце говорит Саше: «Найди для меня смысл жизни. Спаси себя». Его смысл жиз­ни - спасти Сашу.

Я смотрел на Данилу и думал - понимает ли он, что это и его смысл жизни? Что и он спасает людей, вырывая их круга Сансары, из Майи? Понимает ли Данила, что он бодхисатва?! И тут же мне вспомнился самый последний разговор Саши с Андреем. Заоч­ный разговор, когда Саша уже находилась в горячке. Тогда Андрей сказал ей:

«Разумеется, мы не можем доподлинно знать, каково именно наше предназначение. Но что с того?! Да, Бог не высылает ин­струкций. Было бы даже глупо, если бы Он стал перед нами отчитываться! Просто мы должны помнить, что оно - это пред­назначение - у нас есть. И помни, Са­ша, вопрос не в том, что тебе нужно. Де­ло в том, что ты нужна. Осмысли не случайность, а необходимость себя, и тогда все в твоей жизни встанет на свои места».

- Ну да! - воскликнул Андрей. - Он же у вас бодхисатва! «Найди для меня смысл жизни - спаси себя» - звучит как пара­докс, но ведь в самую точку! Спасая себя, Саша делает приход 63-22 в этот мир небес­смысленным. Каждая душа, откликнувшаяся на призыв бодхисатвы к пробуждению, в пер­вую очередь оказывает услугу самому бодхисатве. Хотя, конечно, объективно повезло этой душе...

Мишель Монтень хорошо объясняет этот парадокс на примере дружбы. Он говорит, что друг не может ждать от друга благодарности. Не «не должен», а именно «не может». По­тому что возможность сделать другу или лю­бимому человеку приятное, помочь ему - это само по себе счастье. Представьте, что вы любите кого-то, он нуждается в помощи, а вы не можете ему помочь. Как бы вы себя чувствовали?..

Вот Монтень и говорил, что любой дар в дружбе, да и в любви, я думаю, это взаимная штука. Когда вы дарите, вы радуетесь тому, что радуете. А когда вам дарят, вы... вы тоже радуетесь, потому что радуете.

- И это очень важно знать, что ты сле­дуешь своему предназначению, - сказал вдруг Данила. - Просто понять - то, что ты де­лаешь, это важно. Только вот это трудно.

Андреи посмотрел на Данилу с сердечностью и сочувствием, как будто ощутив его боль и растерянность. Затем взял Данилу за плечо и сказал, глядя ему прямо в глаза:

- Именно поэтому шестая Скрижаль и говорит, как я думаю, о важности осознания своего присутствия в мире. Просто понять этот факт - ты не случаен, ты нужен этому миру. Ты или пришел, чтобы пробуждать, или при­шел, чтобы пробудиться. В любом случае - ты при деле!

За окном сгрудились тучи. Небо готови­лось разразиться грозовым дождем. Сумрач­но. Но слова Андрея прозвучали настолько светло, что казалось, нет ни этих туч, ни даже Тьмы, а лишь солнце и люди, осознающие свою причастность к Свету.

- И кстати, вы это здорово придума­ли! - Андрей обратился ко мне. - Хоро­шая идея: символически изобразить вну­треннюю красоту главного героя физичес­кой привлекательностью: «Абсолютно голый, абсолютно... красивый». Замечательная на­ходка!

Мы с Данилой уставились на Андрея, как два барана на одни новые ворота.

- Не придумали, - сказали мы хором.

- Не придумали, - недоуменно, поч­ти по слогам, повторил за нами Андрей. - Да, но...

- Но ты не можешь думать, что мы это придумали! - чуть не закричал я. - Это же твоя ученица! Ты же хорошо ее знаешь! Ты можешь у нее спросить! Почему «приду­мали»?!

- Но ведь она сама... Как это сказать?.. «Старая душа», - все с тем же недоумением ответил Андрей. - Это в ней произошло. В ней самой! Это же так очевидно... Мозг во сне обрабатывает информацию. Он выделяет главное, группирует отдельные информацион­ные блоки. Но он это не тупо делает, он идет к определенной цели, к некой развязке, кото­рую он уже предчувствует.

Поэтому все, что человек видит во сне, уже есть в его мозге. Только сам человек этого не осознает. А спящий мозг выходит из-под кон­троля сознания и складывает части истины в еди­ное целое. Это самое сложное - увидеть кар­тинку в отдельных, разомкнутых пазлах. Тут наитие нужно, тут логика не срабатывает. Часто именно поэтому только во сне все и складывается.

- Постой! - воскликнул я. - Нет...

Шальная мысль буквально выстрелила в моей голове. Я хотел сразу же ее высказать, но решил проверить, убедиться. Вдруг это мне пригрезилось? Я схватил «Всю жизнь ты жда­ла» и начал судорожно листать, пока не на­ткнулся на слова Андрея, на то его интервью, которое он давал журналистке, сидя в кафе. Все так и есть...

- Андрей, ты помнишь, о чем вы тогда беседовали с той молодой журналисткой? - спросил я.

- Да, в общих чертах, - Андрей кивнул головой в знак согласия. - А почему ты об этом заговорил?

- Просто ты ей тогда рассказал о всех Скрижалях! - закричал я. - Посмотри сам! И про отказ от своего «эго», и про Другого, и про иллюзии, и про доверие к жизни, и про правду! И шестая Скрижаль есть - когда им рассказываете ей про предназначение. О том, что у каждого из нас свои задания, и все по-разному их исполняют, но «конечный результат - он один на всех»...

Андрей взял книгу и просмотрел эти стра­ницы. Данила сидел как в воду опущенный. Он потирал голову и что-то беззвучно буб­нил себе под нос.

- Да, Анхель, похоже на то, - согласился Андрей и пожал плечами.

По его реакции я понял, что Андрею по­казалось это забавным. А я за эти две-три минуты чуть с ума не сошел! Мы все это время искали истины, которые были озвучены Анд­реем еще до того, как нашли хотя бы одну Скрижаль!

- Только есть, как минимум, три «но», - Андрей посмотрел мне прямо в глаза. - Во-первых, как мы могли знать, что все перечисленное мною - цели? Во-вторых, здесь нет той логической связи, которую мы получили, благодаря последовательности Скри­жалей. И наконец, в-третьих, там нет седь­мой Скрижали...

- И все-таки, даже я не могу понять, как это все умещается у тебя в голове... - услы­шали мы задумчивый голос Данилы.

Все это время, как оказалось, Данила ду­мал о чем-то своем.

- Что умещается? - растерялся Андрей.

- Ну, например, эти «старые души» и наука - теория сна, мозга... Потом вот, ты же неверующий, а так о буддизме рассказы­ваешь, что в него не то что не поверить, в не­го не влюбиться после этого нельзя!

- Странно, правда? - Андрей улыбнул­ся, встал и прошелся по комнате. - И я ду­маю, что странно. Теперь вы понимаете, о чем седьмая Скрижаль?..

- Седьмая Скрижаль?! - переспросил Данила. - Уже?..

- Нет, похоже, надо сделать вам ко­фе, - Андрей смерил нас сочувственным взглядом, улыбнулся и отправился к плите.

Cедьмая Скрижаль

:: к оглавлению ::

За окном началась гро­за. Небо содрогалось от раскатов грома. Дождь лил с такой силой, что, казалось, он выбьет стекла. Я чувствовал, что мы подошли к самой важной части наше­го разговора.

- Ну что, есть ошибки? - спросил Ан­дрей. - Все правильно в первых шести Скри­жалях?

- Все правильно, - уверенно ответил Да­нила. - Ошибок нет.

- О седьмой Скрижали я знаю не боль­ше, чем о первых шести, - сказал Андрей и пожал плечами. - То есть я не знаю ее тек­ста, я знаю только ее суть. На это указывают выявленные закономерности. До сего момен­та они нас не подводили. Надеюсь, не подве­дут и сейчас.

- Я всегда чувствовал Избранных, - ска­зал на это Данила, и его голос смешался с громовыми раскатами. - И я вряд ли оши­баюсь сейчас. Я думаю, что Скрижаль в тебе, Андрей.

Я посмотрел на Данилу. У него были ви­дения?! Почему он не говорил мне об этом?

Данила словно почувствовал мой вопрос.

- Андрей, я не видел тебя в видениях, - сказал Данила. - Но видения никог­да и не были одинаковыми, каждый раз я ощущал Избранных как-то по-особенному. Сейчас, когда ты, рассказывая, подходил к пути каждой из Скрижалей, у меня было стран­ное чувство. Мне трудно описать его слова­ми, словно бы невесомость. И это ощущение теперь усиливается. Ты должен знать седь­мую Скрижаль. Я в этом уверен.

- Мне бы вашу уверенность, господа! - в глазах Андрея я прочел и печаль, и ре­шимость. - Ну, хорошо. Анхель, какое бы «Предисловие» ты написал к этой книге?

- К этой - это к какой?

- Ну, о седьмой Скрижали... - объяс­нил Андрей.

Я задумался. А Данила вдруг рассмеялся.

- Данила, чего ты смеешься? - не понял я.

- Просто смешно, - ответил Данила, на его лице сияла улыбка. - Сейчас Андрей выудит седьмую Скрижаль из тебя!

- Данила, не сбивай его с мысли! - улыб­нулся Андрей. - Так какое будет «Предис­ловие»?

- «Предисловие»... - протянул я, - «Предисловие» будет о том, как мы с Дани­лой попали на твою лекцию.

- Очень хорошо! - поддержал меня Ан­дрей. - О чем была лекция?

- О том, что наше сознание не совер­шенно, - начал перечислять я. - О том, что несовершенное сознание не способно уло­вить истину, потому что истина огромна и многогранна, а сознание ее уплощает. Что­бы постичь истину, недостаточно видеть ее с разных сторон - ее нужно видеть целиком...

- Целое есть нечто большее, нежели простая совокупность его частей, - добавил Данила.

- Да, - я мотнул головой. - И еще, наверное, о том, что люди пытаются общаться друг с другом с помощью слов. Но слова - ничто, если нет понимания сути, которую с по­мощью слов не перескажешь.

- Замечательно! - Андрей необыкно­венно воодушевился. - Теперь, Анхель, рас­скажи нам, пожалуйста, о главном герое этой книги. Только честно, как будто меня здесь нет. Свое мнение...

- Свое мнение... - повторил я и смутил­ся, понимая, что мне сейчас придется описы­вать Андрея в его же присутствии. - Хоро­шо. Мое мнение, что это очень умный человек...

- Спасибо, - прервал меня Андрей и улыбнулся. - Теперь по существу... Ладно?

Черт возьми, вместо того, чтобы помочь, он еще сильнее меня смущает!

- Я думаю, - вырвалось у меня, - что очень странный человек!

- И в чем его странность?! - Андрей хитро повел глазами.

- Его странность в том, что он видит все с разных сторон, а воедино собрать не может! - чуть не закричал я. - Он говорит: «Я ученый, но с точки зрения религии...», «Я неверующий, но с общечеловеческой точки зрения...»

- Супер! - Андрей добродушно рассме­ялся. - Точно как говорит! Да, Данила?

- Да! - подхватил Данила.

Я опешил. Андрей спровоцировал меня, а я и не заметил этого! Он понял, что чувст­во моего уважения к нему не позволит мне быть откровенным. И он просто выбил из ме­ня искренний ответ. Как «ученый». Все про­считано.

- А теперь смотрим Откровение Иоанна Богослова, послание седьмому Ангелу. Анге­лу Лаодикийской церкви. Эти эпиграфы есть во всех книгах - во «Всю жизнь ты ждала», «Возьми с собой плеть», «Учителе танцев», в каждой книге. И это не просто эпиграфы, это всегда почти обращение к тому, в ком скрыта Скрижаль. Даже если это не очевидно на пер­вый взгляд, это так.

- Это так, - подтвердил Данила.

- И что же говорят мне? Если я - это в самом деле он. То есть тот, кого вы ищите. Мне говорят: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мной». Я должен почувствовать, что истина стоит на пороге моего дома и стучится в дверь. Но я смогу почувствовать ее, только если изменит­ся мое сознание. Замкнутый круг. Мое со­знание должно изменится...

- Должно! - выпалил я.

- Но только ли мое?.. - Андрей снова посмотрел на меня тем же хитрым и одновре­менно добродушным взглядом.

И во мне вдруг словно что-то щелкнуло! Я сержусь на Андрея за то, что он думает, как ученый. Я сержусь и на Данилу - за то, что он не осознает реальности Света и Тьмы, как осознаю ее я. Но я сержусь не на них, а на их «точку сборки». Это нелепо!

С другой стороны, и они имеют полное пра­во сомневаться в моем видении! Почему они должны верить тому, как я вижу мир, а не сво­им глазам, своему сознанию? Да, конечно, дол­жно измениться сознание - мое, Данилы, Андрея!

- Сознание должно измениться... - прошептал я.

- Вы нашли шесть Скрижалей, - Андрей разлил по чашкам кофе и продолжил. - За­ключенные в них истины, действительно, по­хожи на этапы Пути. Но можем ли мы не просто понять их - например, так, как я о них рассказывал, а сделать эти истины час­тью себя?

Когда вы внезапно видите под собой об­рыв, вы не думаете: «А тут высоко... Я могу упасть. Если я упаду, то разобьюсь и умру. Мне страшно!» Нет, вы просто видите под ногами пропасть и пугаетесь. Потому что страх высоты - генетический, он в нас.

Но электричество, например, не менее опас­но, чем высота. И все же, чтобы аккуратно обращаться с розеткой и проводами, мы дол­жны дать себе инструкцию: «Осторожно! Это может быть опасно!» Потому что страх эле­ктричества - выученный, искусственный.

Сидя рядом с розеткой, вы не станете па­никовать. Вероятно, вы даже не заметите ее, а если она вам понадобится, будете долго ис­кать. Но вот сидя рядом с обрывом, на высоте, над пропастью, вы будете постоянно ощущать ее присутствие.

Так и с истиной. Она может быть выучен­ной, понятой, неживой. А может быть в нас. И в первом случае истина мертва, во вто­ром - она живая. Поэтому забудьте о пер­вых шести скрижалях, первая - это седьмая.

- Ничего не понял, - пробормотал я. - Первая - седьмая? В каком смысле?!

- В том смысле, что первой по очереди идет не первая, а седьмая Скрижаль, - пожал плечами Андрей. - И она о том, что мы дол­жны изменить свое сознание. Только в этом случае найденные вами скрижали будут вос­приняты так, как они должны быть восприня­ты. Они оживут, когда изменится наше созна­ние, когда все три «точки сборки» - общече­ловеческая, эзотерическая и научная - объе­динятся в одном человеке.

Что было бы, например, если бы Данила с самого начала обладал эзотерическим чутьем? Разве бы он отмахнулся от тех знаков, кото­рые были ему посланы? Нет, и он бы оказался у Схимника вовремя. А разве бы Кассандра обманула Анхеля, если бы он умел отличать эзотерическое знание от техники наведения гипнотического транса? Конечно, он не ку­пился бы на молоко, становящееся кофе, и на кофе, превращающийся в молоко!

Так что у каждого из нас чего-то не хва­тает - кто-то игнорирует эзотерическое ви­дение, кто-то науку, а кто-то не видит ниче­го кроме науки. И в результате наше сознание становится однобоким. Оно воспринимает только часть истины и поэтому неправильно интерпретирует факты.

Часть - это не целое, и даже сумма час­тей - не целое. Осколки разбитой кружки, собранные на совок, - это осколки, это не кружка. Кофе в нее не нальешь...

И дальше, как в замедленном кино, Андрей провел рукой по столу, ребром ладони толкнул свою кружку, она прошла до края столешницы и, качнувшись на нем, полетела вниз. Хлопок. Черепки разлетелись по кафельному полу.

Андрей поднял один из черепков, положил его обратно на стол и сказал:

- Вот, что мы имеем... Кто-то во всем видит борьбу темных и светлых сил, тогда как в этой «битве» участвуют простые люди, а у этих людей есть и слабости, и достоинства, которые никак не связаны с потусторонними силами, - Андрей поднял с пола еще один осколок чашки и положил его рядом с пер­вым. - Кто-то рассматривает эти слабости и достоинства только как нравственный «выбор». А кто-то вроде меня, - Андрей поднял с пола третий осколок, - понимает, что часто этот выбор определен темпераментом и физи­ологическими реакциями.

Я не мог оторваться от этого зрелища. Я смотрел на эти три черепка, оставшиеся от глиняной чашки, словно загипнотизированный. Только что они были чашкой, а теперь...

- Андрей, но как же?.. - мой голос дрог­нул. - Неужели все шесть Скрижалей ниче­го не значат?

- Вы с Данилой говорили, что «сработа­ют» только все семь Скрижалей, все вместе, - ответил Андрей. - И если помните, я сказал то же самое. Так что они значат, Анхель. Но прежде мы должны изменить свое сознание.

Есть такая буддийская история. Приходит ученик к Учителю и говорит:

«Учитель, я прочитал, изучил и запомнил все сутры. Я узнал все, что должен был уз­нать о доктрине. Но я никак не могу постичь сути. Я не вижу Истины! Я не чувствую просветления!».

«Ты точно прочел все сутры? Все до од­ной?..» - не поверил ему Учитель.

«Да, Учитель!» - ответил ученик.

«Ты изучил и запомнил их? Все?!» - Учи­тель недоверчиво смерил ученика взглядом.

«Да!» - ответил тот.

«И ты хочешь сказать, что узнал абсолют­но все о доктрине?!» - Учитель, казалось, был вне себя от гнева.

«Да, Учитель! Да! - сквозь слезы про­кричал ученик и пал на колени. - Поверьте мне! Это правда!»

«Хорошо, - спокойно ответил Учитель. - Теперь пойди и выбрось все свои сутры. За­будь, что ты когда-либо учил или читал».

«Как?!» - ученик не поверил своим ушам.

«Выбрось и забудь. Ты же ищешь про­светления...» - улыбнулся Учитель.

Андрей встал, внимательно посмотрел на меня, потом на Данилу и ушел куда-то. Он вернулся с совком и шваброй, собрал остатки кружки и снова вышел.

- Данила - я вопро­сительно посмотрел на своего друга.

- Ты хочешь знать, что я об этом ду­маю? - Данила пожал плечами и уставился куда-то в сторону. - Я думаю, Анхель, что он прав. Во всем. Это ведь моя проблема.

- Твоя проблема?! - прошептал я.

Данила расстегнул рубашку и достал ви­севший у него на шее медальон Гаптена. На медальоне ангел со сброшенными крыльями. Это Данила. Избранный.

- Видишь меня? - спросил он, показы­вая на медальон.

- Да... - я был в полном недоумении.

- А я не вижу, - сказал Данила. - Умом понимаю, а не чувствую. Сознание бло­кирует. Понимаешь?! Сознание - будь оно не ладно! И у Андрея то же. А у тебя, Анхель, ветер в голове. Понимаешь? У тебя везде - мистика и знаки. Даже там, где их нет. А у меня их нигде нет. Совсем я запутался... Где-то же должен быть баланс...

- Медальон?.. - Андрей незаметно вер­нулся и заметил, что Данила держит в руках подарок Гаптена. - Тот самый?!

- Да, - ответил Данила, снял медальон и протянул его Андрею.

- Не может быть, - прошептал тот. - Бодхисатва...

- Бодхисатва? - переспросил я.

- Ну да, - Андрей посмотрел на меня так, словно это было очевидно. - Ангел, от­казавшийся от небесного блаженства и вернув­шийся в мир, чтобы пробуждать души людей.

- И Анхель считает, что это я! - не без иронии сказал Данила.

- Ну а как же... - растерялся я.

У меня опустились руки. Я готов был рас­плакаться и провалиться сквозь землю от разди­равшего меня чувства бессилия. Раньше я с тру­дом справлялся со всеми сомнениями Данилы, а теперь еще и Андрей подливает масла в огонь!

- Андрей, а ты знаешь, как эти мозги поменять? - спросил Данила, показывая на свою голову. - Есть какой-то способ?

- Ну, проверенного нет, - улыбнулся Андрей, намекая на то, что он и сам нужда­ется в подобном рецепте. - Есть идеи...

- Тогда хотя бы идеи! - подхватил Данила.

Я смотрел на них и не знал, что мне делать. Ощущение какого-то тупика. Скрижали изве­стны. Мы, мне кажется, их понимаем. Но они, как искусственные фрукты, - выглядят аппе­титно, и при этом совершенно несъедобны.

Да, Скрижали - это не заклинания, как я думал раньше. Я ошибался. И Андрей прав, когда говорит, что прежде должно что-то про­изойти с нами, чтобы скрижали «сработали». Но что?!

Какая сила может сдвинуть наше сознание с тех мертвых точек, в которых оно у каждого из нас троих замерло?

- И Тьмы нет... - сказал я вслух.

- Тьмы - нет?! Анхель, с тобой все в порядке? - рассмеялся Данила. - Или у тебя сознание стало меняться?

- Я не в том смысле, - попытался объяс­нить я. - Я в том смысле, что Андрею Тьма не угрожает. Всем Избранным угрожала. Все были на пороге смерти. А Андрей - вот...

- Да, кстати! - улыбнулся Андрей. - И еще меня никто не убивает. Только - «се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему...»

Раздался стук в дверь. Мы вздрогнули и посмотрели друг на друга.

Эпилог

:: к оглавлению ::

Андрей подошел к входной двери и от­крыл ее.

- Я попрошу вас следовать за мной, - объявил человек, возглавлявший группу людей в черных костюмах.

- А вы, простите, кто? - спросил Андрей.

- Вы получите все необходимые разъяс­нения позже, - ответил человек.

- Но, согласитесь, это как-то странно... - Андрей продолжал настаивать на объяснени­ях. - Вы просите нас следовать за вами и не творите, кто вы и куда, зачем вы...

Андрей не успел закончить фразы. Люди, до сих пор стоявшие на пороге, ворвались в комнату. Нас схватили - меня, Данилу, Анд­рея - и вытолкали на улицу. Там стояло не­сколько машин-фургонов с затемненными стек­лами. В них нас и погрузили.

- Это в ваших же интересах, - услы­шал я краем уха, когда мне выворачивали руку и выталкивали из квартиры.

В список